Вот это отлично я вчера моргнула - сразу на семь часов здорового сна
Ну, ничего, где-то в мире ещё шестое

Пейринга нет, рейтинга нет,
Сигарет нет, вейбо нет, оплаты по qr-коду нет, знакомые приложения не работают.
Немного о сложной и полной лишений жизни китайской киберспортивной сборной в Цюрихе.
В главной роли Фан Руй.
~1000 слов

С - значит Стимул

С - значит Стимул

– Вычёркиваем, – скомандовал Фан Руй, – вижу жалюзи.

Чжан Синьцзе мазнул по экрану телефона, делая пометку, и отозвался:

– Тогда у меня плохие новости.

– Ещё один проверим? Что там по карте?

Синьцзе только покачал головой:

– На прогулку осталось семнадцать минут, этого хватит только на дорогу до гостиницы по кратчайшему маршруту. Судя по карте, следующий магазинчик находится в двух кварталах к северу и полуквартале западнее отсюда, возможности включить его в маршрут и вернуться к заданному времени нет. К тому же, – продолжил он, не обращая внимания на открывшего было рот Фан Руя, – нет никаких предпосылок к успеху.

Фан Руй закрыл рот. Тенденция и впрямь была неутешительная. Сто фейлов из ста. Все, абсолютно все встретившиеся на пути ларьки и магазинчики оказались закрыты, а ведь он специально вызвался прогуляться с Синьцзе только чтобы купить Старине Е сигарет. Подбодрить, так сказать. Сделать одолжение и лидеру сборной, и всем её членам сразу, потому что Старина Е был невыносим всю последнюю неделю. Ровно с тех пор, как они заселились в гостиницу и выяснили, что курить там нельзя. Совсем.

Нигде.

И в помещении, снятом под тренировочную, – тоже.

Разве что на улице у входа.

Старина Е с первого же дня вдрызг разругался по этому поводу с сопровождающими, но сделать было ничего нельзя. Е Сю страдал; то и дело почесывал через одежду никотиновые пластыри, глотал обезболивающие три раза в день после еды и через неравные промежутки времени вываливал на Юя Веньчжоу, Чжана Синьцзе и Сяо Шициня ворох документов и схем с зародышами новых тактик. Несколько они уже довели до ума, и Фан Руй поклялся – громко, на весь ресторан гостиницы, – что правнукам будет рассказывать, каких чудовищ порождает воспаление разума от недостатка никотина. И какое счастье, что эти чудовища работают на него.

Но, в общем, вездесущие знаки «NO SMOUKIN» – или как-то так – больше не представляли собой проблемы. Потому что через час-другой сигареты у Старины Е кончатся совсем. А магазины не работали.

Почему магазины могли взять и не работать среди бела дня?! Как вообще? Этим людям, что, деньги не нужны? А другим людям не нужны орешки, чипсы и кола, чтобы погрызть в воскресенье?

Фан Рую вот нужны. Он на них очень рассчитывал, и теперь страдал.

Поглощенный мыслями, Фан Руй и не заметил пути обратно. Словно моргнул – и вот уже у гостиницы, осталось только дорогу перейти. Ну, то есть пройти полквартала до пешеходного перехода, чтобы преодолеть эти несчастные полторы полосы. Каждый раз, когда он переходил дорогу сразу у входа, у наблюдавших за этим через стеклянную стену гостиницы администраторов становились ну очень сложные лица.

На этот раз им повезло – стоило подойти поближе, и прямо перед ними остановилось такси. Прикрывшись им, можно было и дорогу перейти, и красавиц за стойкой не огорчать.

Из такси высыпались знакомые лица: Сунь Сян, Сестренка Мучен, Сестренка Юньсю и Малыш Чжоу. Вот уж кто страдал больше всех. Как самого прокачанного в английском, его хотели в любую пати, все и всегда. И вероятного противника пригласить попэкашиться. И по магазинам. И в аптеку. И заказ в кафе сделать. И такси вызвать.

Такси – это была отдельная боль. Диди показывал, что ближайшая доступная машина осталась в родном Китае.

Пожалуй, единственным, кто не задолжал Малышу Чжоу маленькую тележку услуг – а то и большую, – был Ван Цзеси: тот справлялся своими знаниями. Но всё равно страдал, и всё чаще показывал окружающим фотки того чёрного пятна, что в Маленькой Траве кошкой зовётся.

Вспомнив Мятку, Фан Руй поежился и волевым усилием попытался переключить мысли на что-нибудь ещё. Уперся взглядом в спину Чу Юньсю за стеклянными лопастями двери-вертушки.

О! Чу Юньсю. Чу Юньсю тоже страдала. Она эмпирическим путем выяснила, что пользоваться ВПНом по эту сторону Великого Китайского Файрволла ничуть не легче, чем по ту. И что все её любимые сайты с трансляциями китайских сериалов без него не доступны, а с ним – не тянут. Смотреть их, правда, всё равно было бы некогда, но сам факт доставлял беспокойство. В каком-то смысле Сестренка Юньсю со Стариной Е оказались в одной лодке.

Фан Руй так увлёкся, пытаясь представить этих двоих на собрании Анонимных Зависимых От Простых Китайских Вещей, что не сразу услышал оклик:

– Руй! Фан Руй! – Ли Сюань помахал у него прямо перед носом. – Раз-раз, а-а-а, Цюрих вызывает планету бесстыдных Мастеров Ци.

– А! Э! Чего?! – отшатнулся тот.

– Ты забыл?

– Не забыл я!

– Значит, не нашел?

– И искать негде, сегодня все магазины закрыты.

– Как магазины могут быть закрыты?! – поразился Ли Сюань. – Им что, деньги не нужны?!

Фан Руй только похлопал его по плечу и оставил проходить стадии принятия неизбежного – этот путь каждый должен проделать сам. Только к середине коридора он вспомнил, что Ли Сюань просил его поискать нормальный чай.

Нормальный. И заваривать, и бутилированный.

Это, впрочем, ничего не меняло, так что Фан Руй пошел дальше, до конца коридора, в собственный номер, чтобы скрыться там на оставшиеся полчаса свободного времени. А потом общая тренировка, где придется сообщить Е Сю, что тому предстоят сутки на пластыревом пайке. Перед таким делом следовало набраться душевных сил и стойкости.

Через полчаса, правда, выяснилось, что его кто-то опередил, и Старина Е уже знает. И даже успел пройти все стадии принятия в ускоренном темпе; на лице вышедшего вперед лидера сборной были только решимость и холодный расчёт.

– Итак, – начал он, – честь Китайской Народной Республики, гордое звание чемпионов и просто стремление всех нагнуть – это, конечно, очень хорошо. Но знаете, что я вам скажу?

Е Сю задержался взглядом на каждом киберспортсмене сборной. Воспитательный эффект был слегка подпорчен почёсыванием – видимо, под форменной футболкой зудел никотиновый пластырь.

– Если мы победим, – продолжил Е Сю, максимально внятно проговаривая слова, – то с очень большой долей вероятности. Следующий чемпионат. Будет. В Китае.

Никаких «если».

Вместо эпилога:

Вместо эпилога:

На самом деле Е Сю получил свои сигареты всего через пять часов – когда пластыри тоже кончились и Чжоу Цзекая отправили в аптеку, а увязавшийся с ним Сунь Сян догадался спросить, где купить сигареты в воскресенье.

Но поколебать боевой дух китайской киберспортивной сборной это уже не могло.

Задротская гордость страны

@темы: Фанфики, Мы за дротики!

---

Напала дурная сентиментальность, рода «когда на суд безмолвных тайных дум я вызываю голоса былого». Может грядущий 30й лвл влияет, а может и очередное «чешется - значит заживает».
Сходила, перечитала фик, которым ещё полгода назад как под дых ударило. Возможно, исчез эффект неожиданности и только поэтому на этот раз не захотелось вмазаться лицом в стену и зареветь - только молча обнять гг за плечи и обещать, что лучше станет. А может и правда стало.

@темы: Будни, Личное, Фанфики

---

Мышь плачет, колется, но жрёть японские фики. Что делать, англоязычных мало, русскоязычных нет целый один *обняла Хеллу и заплакала*
Сомнительное согласие, повальная гетеронормативность в самом наимерзейшем смысле, раскладкодрочерство, ну очень альтернативная физиология. Про странные логические пассажи возникать некомильфо, тут вопрос культурологический, но уж дайте поделиться печалью, что время от времени сижу, перечитываю два абзаца и всё понять не могу, то ли я где-то пропустила ну очень важный и неожиданный грамматический поворот, то ли просто японская логика и остаётся только принять и читать дальше.

А вообще, я зашла поделиться прекрасным.
Эквивалент фразы «молчание - золото», будет, оказывается, 言わぬが花. Молчание - цветы.
И появление тропа ханахаки как-то сразу становится более понятным, да?

@темы: Фанфики, познавательное, A3!, театральные пидарасы

---

И два фика на Хеллоуинский фест.
Заранее села писать первый. Забила и под дедлайн наваяла второй. Потом дедлайн перенесли, и кто-то встрепенулся и побежал дописывать

В процессе узнала много нового о пользовательских соглашениях в мморпгшечках.


Е Сю, Су Мучен, Су Муцю Осеннее Дерево, Самсара в асс.
пг, наверное. Джен. Старые раны, с которыми вроде только научился жить, как вот опять.
При желании можно найти односторонний чжоуе на заднем фоне. Боже всё равно не до того.
кр.пер.: на очередной Хеллоуинский ивент в Славе разрабы охренели. И вытащили "мёртвые души" - давно не активировавшиеся пользовательские аккаунты - в качестве НПС.

День всех душ

День всех душ

Чашки на столе звякнули, сопроводив финальным аккордом разнесшийся по дому грохот. Кинув тряпку на расплывающуюся на столе лужу, Чэнь Го взлетела по лестнице, но не успела даже спросить, что случилось, как из-за одной из закрытых дверей раздался истошный вопль:

– Е Сю!

Не стучась, Чэнь Го ввалилась в комнату к Су Мучэн, за спиной послышалось уханье распахиваемых дверей и топот.

Посреди комнаты – перевернутый стул и раскрытый на не предусмотренный конструкцией угол ноутбук. И Мучэн, давившая кнопку включения так, что скрипел пластик. Она обернулась, обвела замерших в проходе лихорадочным взглядом и снова позвала Е Сю. Чэнь Го никогда не слышала, чтобы так кричали.

Они помогли Мучэн подняться, У Чэнь осторожно отобрал ноутбук, а Чэнь Го заключила трясущиеся руки в свои. Несмотря на флисовую пижаму и включённый обогреватель, пальцы у Мучэн были ледяными, Чэнь Го и саму прошила дрожь.

Несколько минут спустя все проснувшиеся сгрудились вокруг одного из компьютеров внизу, заглядывая то в монитор, то в немигающие глаза Е Сю и Су Мучэн. Наконец кто-то спросил:

– А куда, собственно, смотреть?

Е Сю нашарил сигареты, выбил одну из пачки и ткнул ею в строку в списке друзей: «Осеннее Дерево – в игре».

– А поподробнее можно? – Вей Чэнь придержал Е Сю за запястье, пока прикуривал ему. Того и гляди, рука с сигаретой дёрнется, а мониторы нынче дороги.

– То… – начала Су Мучэн, – Это брат, Муцю.

От этих слов у Чэнь Го защемило сердце. Она вспомнила скромное надгробие и историю трех детей. Задумавшись, она упустила момент, и привычное «Булочка, закрой рот!» опоздало.

– У тебя тоже есть тайный брат-близнец?! Как у старшого?

– Был. Не близнец, он был старше. Он умер. Десять лет назад.

Подпись справа от имени все еще издевательски светилась зеленым.

– Мне кажется, – в наступившей тишине даже голос Мо Фаня показался бы слишком резким, – я нашел, в чем дело.

За «своим» компьютером Ань Вэньи вчитывался в объявления, выскакивающие каждый раз при запуске игры. Те самые, которые все обычно закрывают до того, как они успели прогрузиться.

«День Всех Душ в Славе!» – гласил заголовок.

«Герои минувших дней вернулись, чтобы испытать тех, кто стремится к вершине Славы! Аккаунты с рейтингом Арены выше 85% и не активировавшиеся в течение пяти лет и более введены в игру в качестве НПС. Не агрессивны. Доступны для вызова на дуэль. Алгоритм ИИ основан на истории действий персонажа».

Списки вознаграждений. Проценты. Статистика.

– Здесь сказано, ивент заканчивается завтра в шесть утра, – уточнил Веньи.

Е Сю только промычал в ответ, сосредоточенно щёлкая мышкой за свободным компьютером. Наконец он вытащил карту Мрачного Лорда из считывателя и поднял голову:

– Босс, нам с Мучэн нужен отгул.

– Конечно, – Чэнь Го только и оставалось кивнуть, – а что…

– Одевайся, – тот уже подталкивал Мучэн к лестнице. – Такси через десять минут.

– Так зачем вам? Вы куда?

– Переход с сервера на сервер окончательный, – ответил он так, будто это все объясняло, и скрылся на втором этаже.

Только после того, как они уехали, а остальные вернулись к своим утренним ритуалам, пришло сообщение: «Гого, спасибо, что вошла в положение! Извини, что я так с утра всех всполошила. Мы в Шанхай, нужен Один Осенний Лист. Обратные билеты уже взяли, будем завтра после обеда. Еще раз извини нас, что все так внезапно. Целую!»

Сколько бы Чэнь Го ни проверяла, ее ответ так и висел непрочитанным. «Они уже в полете, вот и все», – успокаивала она себя. Из головы никак не шли немигающие глаза и словнг бы и неживые лица.

***

– Малыш Чжоу, замкапитана Цзян, – поздоровался Е Сю со ждавшими их в холле.

– Привет-привет!

– Старший, сестрица... – Повернувшись к Су Мучэн, Цзэкай осекся. Видимо, такой бледной и растрёпанной он её ни на одном совместном фотосете не видел.

– Старший, сестрица Мучэн, как долетели? Выглядите неважно. – завершил приветствие Цзян Ботао. – Проводить вас в комнату отдыха? Там сейчас никого, переведёте дух с дороги.

– Все в порядке. Все в порядке, спасибо, – отмахнулся Е Сю.

– Но вы так неожиданно написали, что уже в пути. Что-то случилось? Раз у Счастья к нам срочное дело.

– Все в порядке, – повторил Е Сю. То, как он стоял, готовый сорваться с места в обход встречающих, ничуть не подкрепляло его слов.

– На этот раз мы по личному делу, не как представители Счастья, – улыбка Су Мучэн не дрогнула.

– Сугубо личному. Мне нужен доступ к аккаунту Одного Осеннего Листа. На восемнадцать часов.

На этот раз слов лишился Цзян Ботао.

– Старший… Не здесь.

Шагая по коридору вслед за капитаном и нежданными гостями, Цзян Ботао судорожно пытался вникнуть в ситуацию – и не мог. Детали никак не складывались в целое. Все было не так. Всегда расслабленный Бог Е, казалось, вот-вот порвется, как перетянутая струна. Всегда собранная Су Мучэн переставляла ноги, словно в забытьи. И эта просьба… Что тут думать, единственно возможный ответ должен быть «нет». Сообщить руководству, поставить вопрос о попытке проникновения в коммерческую тайну.

Капитан наконец нашел пустой кабинет.

Нужно было сразу же сказать «нет», но как всегда, когда дело касалось Бога Е, тысячи мелочей вносили хаос в заведенный порядок вещей, грозясь перевернуть мир с ног на голову.

Распахнув окно, капитан поманил Бога Е, и тот, наконец, будто выдохнул. Улыбнувшись, отчего капитан смутился и спрятал лицо в складках шарфа, он метнулся к окну, на ходу вытягивая из кармана измочаленную пачку сигарет.

– Хэллоуинский ивент видели? – спросила Су Мучэн, пока Е Сю затягивался, словно дышал никотином вместо кислорода.

– Нет. Гильдейские сказали, что там в этом году ничего особенного не дают. Ну и ладно.

– Ворчали…

– Ворчали? – Переспросила Мучэн и получила перевод:

– Ворчали, что разрабы в этом году совсем обленились и охренели.

– Охренели дальше некуда, – подтвердил от окна Е Сю, не отрывая глаз от расплывающегося неровного колечка дыма; и добавил невпопад. – А знаешь, замкапитана Цзян, я тоже должен был быть заместителем.

«Почему он апеллирует именно ко мне? – перебирал в уме Цзян Ботао. – Знает, что капитан склонен ему потакать?»

– У меня был старший брат. Он должен был стать капитаном Великолепной Эры, – Су Мучэн улыбалась, теперь уже не так фальшиво. – Он подписал договор и создал Танцующий Дождь специально для профессиональной лиги. Он погиб перед самым началом первого сезона.

– Не только Танцующий Дождь. Мрачного Лорда тоже. И моего Одного Осеннего Листа. Я должен ему их показать.

Отрывистые, прерываемые затяжками и выдохами объяснения были так не похожи на привычные подробные объяснения Бога Е – потребовалось время, чтобы догадаться:

– Хэллоуинский ивент… Общая тренировочная – нет.

Цзян Ботао всегда понимал своего капитана. И сейчас он как никогда чётко понимал, что к руководству они не пойдут.

***

– Старик, ты вообще нормальный?

Уважение, приобретенное Сунь Сяном за Челлендж Лигу, финал десятого сезона и чемпионат мира, было глубоко, но не настолько, чтобы добровольно отдать карту. Просьба, с которой к нему обратился лидер сборной, была настолько дурной, что Сунь Сян шагнул назад, к двери, и вжался в неё спиной.

Он оглядел комнату – пять человек явно испытывали предел её вместимости. У компьютерного стола, рассчитанного на одного, пристроились двое из Счастья. Рядом с ними подпирал стену Ботао. Напротив на кровати, как хозяин комнаты, устроился с ногами капитан, и сейчас он выглядел расстроенным. Сунь Сян ни за что не смог бы объяснить, как это работает, но каждый раз, когда капитан расстраивался, даже если он сам был вроде и не виноват, в желудке принималось ворочаться что-то беспокойное, и появлялось острое желание всё переделать.

Взять и отдать карту? Ну уж нет.

– Ты бессовестный! Не оставлю я тебе карту, сиди, играй при мне!

Сунь Сян распрямил плечи и запрокинул голову. Покосился мельком на капитана, на Ботао. Тот вздохнул:

– Тоже нельзя, послеобеденную тренировку пропустишь. Хоть тренажёры пройдёшь.

Капитан поднял глаза, привлекая внимание:

– Эм-м… Тренировка.

– Ха-ха, молодец, малыш Чжоу. Молодец, – от похвалы старого Бога Е капитан снова спрятал лицо. – Сегодня, малыш Сян, у тебя индивидуальная тренировка под руководством человека, который знает об этом аккаунте больше, чем кто-либо ещё.

Предложение казалось и правда интересным, по крайней мере пока этот мудак не добавил:

– Цю Фэя же выучил, может и ты небезнадёжен.

Смотреть, как Один Осенний Лист бежит по карте, а собственные пальцы при этом не двигаются, было странно. Сунь Сяну всё ещё не нравилась эта затея, но он плюхнулся на край капитанской кровати и устроился поудобнее – хотя когда Е Сю прикоснулся пальцами к строчке «Осеннее Дерево – в игре» на мониторе, захотелось выйти из комнаты.

– Вы по всему серверу бегать будете, его искать? – уточнил он.

– Где искать Осеннее Дерево, как не в осеннем лесу, – сестрица Мучэн, как всегда, улыбалась. Только вот при нём она так не улыбалась никогда.

Сунь Сян давно уже не заходил на обычные серверы и не сразу вспомнил карту, но, наконец, понял. Впереди был Пламенеющий Лес – локация в красном и золотом. Сотни аккуратно отрисованных клёнов подрагивали багряными листами. У самого входа в местный нубский данж обнаружился непись, по виду стрелок. Стоял, картинно привалившись к стволу – ну, да, – осеннего дерева. Над ним светилась золотом надпись:

«Осеннее Дерево, лвл 55
Герой Минувших Дней»

Подойдя к Осеннему Дереву, Один Осенний Лист… Подождите, у них что, парные ники? Фу, блядь.

Подойдя, Один Осенний Лист раскинул руки, так что блеснули наплечники доспеха, и сделал «самолётик». Осеннее дерево в ответ выполнил действие «поманить».

Сестрица Мучэн излишне аккуратно отодвинула мышку и клавиатуру, встала, отошла к окну и уткнулась лбом в стекло.

Сунь Сяна больше интересовало другое. В окне чата было всё ещё пусто и меню действий персонажа не выпадало, а значит…

– Старик, ты хочешь сказать, у меня стоит блядский байнд на «самолётик»?!

Е Сю не ответил. Сестрица Мучэн вернулась за компьютер. Они ничего не делали, так и стояли рядом с неписью посреди локации. Заглядывали в мониторы друг друга, а лица были такие, будто они через раз забывали дышать. Наконец Сестрица Мучэн сделала глубокий вдох но сказала только:

– Выглядит так же мерзко, как и в первый раз.

– Ха-ха, – заторможенно отозвался Е Сю. – Но не перекрашивать же его на день. Смотри, Муцю. Один Осенний Лист теперь блондин. С ним вообще много чего произошло. Я тебе рассказывал.

Эти двое совсем о нём забыли. Сунь Сян всё приглядывался к Осеннему Дереву:

– Надо же, Сестрица Мучэн, этот парень жуть как на тебя похож, прямо одно лицо!

– Спасибо, спасибо, – Мучэн даже не повернула головы. – Это я на него.

Эти двое ещё долго сидели без движения, подавшись к экранам. Раздевать или лезть в настройки Одного Осеннего Листа они, вроде, не собирались, так что Сунь Сян подгрёб к себе подушки и уткнулся в телефон.

Из транса их вывел забежавший на локацию персонаж.

– Эх, и этот уже занят, – протянул он и, даже не став подходить ближе, вышел на карту.

На первом сервере было не так оживленно, как на новых серверах или в Небесной Сфере, многие, кто начинал здесь играть, давно потеряли интерес, но всё равно, было удивительно, что охотники за ивентным моблом не побеспокоили их раньше.

– И правда, – ухмыльнулся Е Сю. – Перекур пять минут, сейчас вернусь, – сказал он будто бы Осеннему Дереву. Один Осенний Лист на экране помахал рукой. Стрелок помахал рукой в ответ.

Покурив в открытое окно, заглатывая в спешке дым, Е Сю снова сел за компьютер и придвинул поближе клавиатуру. Пробормотал: «Я только байнды посмотрю, ничего менять не буду», – и, пробежавшись по командам, вызвал Осеннее Дерево на дуэль. Выскочило сообщение с номером комнаты фиксированной арены и паролем и Осеннее Дерево исчез. Оба игрока смогли войти вслед за ним.

Сестрица Мучэн всхлипнула, захлебнувшись восторженным вдохом, и повернулась к Сунь Сяну:

– Нам нужен третий компьютер! Пожалуйста! Есть ноут со считывателем? Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.

Зачем им ещё один компьютер было не очень понятно, но это была не самая удивительная их просьба за сегодня. Он написал Ботао, потому что сам бы сейчас не ушёл ни за что на свете.

Его Один Осенний Лист – его! С разработанной под него бронёй и собственноручно привязанными навыками, – вытворял на арене то, что Сунь Сяну не пришло бы в голову. Отбросив телефон, он подался вперёд, чтобы не пропустить ни движения, и отбивал последовательность команд по подушке.

Противник не использовал ни одного высокоуровневого навыка, зато был потрясающе вёртким, да и угол обстрела выворачивал будь здоров. Когда он, взлетев на отдаче, выгнулся назад и сделал несколько выстрелов, Сунь Сян почувствовал досаду. Он прокрутил движение в голове ещё раз, и ещё. Это же… Это же Дракон Поднимает Голову, только в исполнении стрелка! Ну, скилл другой, но принцип тот же. Такого чуда он ещё не видел. Никто не видел.

Как бы ни был хорош стрелок, отсутствие навыков выше пятьдесят пятого уровня его ограничивало. Он здорово потрепал Одного Осеннего Листа, но тот всё же выигрывал, оставалось провести лишь пару приёмов…

– Нет, – выкрикнула Сестрица Мучэн и схватила Е Сю за руку. Мышь неловко дернулась и Один Осенний Лист подставился под удар. За считанные мгновения Бог Битв пал.

– Прости, – выдохнула Мучэн. – Не смогла бы видеть, как…

– Всё хорошо, – Е Сю накрыл ладонью её руку, удерживающую его за запястье. – Я понимаю. Всё хорошо.

На экране эмблема Славы сменилась на диалоговое окно: «Хотите покинуть арену?»

Конечно нет. Теперь против Осеннего Дерева выступила Танцующий Дождь:

– Смотри, чему я научилась, брат, – прошептала Су Мучэн, начиная бой.

После она повернулась к Сунь Сяну:

– Хочешь?

Е Сю поднялся из-за компьютера:

– Попробуй, попробуй. Я пока покурю, – уже от окна он продолжил сквозь зубы, зажимая сигарету. – Только…

– Только, пожалуйста, не выигрывай.

Они успели сыграть по паре боёв, когда капитан принёс ещё один ноутбук. Он постучался в собственную комнату! Иногда Сунь Сян совсем не понимал, что творится у него в голове.

Но в иные моменты, как когда капитан увидел персонажей на арене и лицо просто начало светиться от едва сдерживаемого энтузиазма, его можно было читать, как раскрытую книгу.

– Малыш Чжоу, ты знаешь Осеннее Дерево? – удивился Е Сю.

– Стрелок! – показал на себя капитан. Подумал и добавил. – Гифки были… Давно…

– Если хочешь попкашиться, загружайся, – пригласила Сестрица Мучэн, – номер комнаты сейчас скину. Но потом дашь ноутбук нам, ладно?

На мониторе уже бежала полоса загрузки, а капитан жадно наблюдал за боем Одного Осеннего Листа и Осеннего Дерева, пальцы беспокойно подрагивали, готовые пробежаться по клавишам.

Когда ноутбук наконец пристроили перед Е Сю, тот вытащил из кармана куртки карту аккаунта первого издания. У Сунь Сяна мелькнуло смутное ощущение, что где-то он это уже видел, и тут же исчезло. Спустя несколько мгновений на арене появился Мрачный Лорд.

– Ну вот все и в сборе, – сестрица Мучэн чуть отодвинула клавиатуру и сложила руки на столе, а потом и вовсе пристроила на них голову.

Как так вообще смотреть в экран?

Четверо персонажей на арене переносили воображаемый вес с ноги на ногу. Электронный ветерок шевелил волосы, играл шарфом Мрачного Лорда и приподнимал подол юбки Танцующего Дождя.

Е Сю снова закурил, на этот раз даже не оторвав задницы от стула. Сунь Сян проследил за тем, как дым поднимается к потолку, закручивается клубами, а потом расползается, оседая на увешаных плакатами стенах. Потом слез с кровати и приоткрыл окно. Включил вентилятор кондиционера. В Великолепной Эре всё так пропахло табаком, что не выветрилось до самого конца. Поначалу казалось, что куревом пахнет даже свежепостиранное постельное белье, потом привык. Но в комнате капитана не должно так быть.

Шли минуты. Ничего не менялось.

Время от времени Е Сю начинал что-то говорить, но замолкал на середине предложения. Сестрица Мучэн его, впрочем, кажется понимала – то хихикала, то добавляла пару слов от себя. Иногда они запускали дурацкие действия персонажей, Осеннее Дерево что-то делал в ответ. Вспыхивала рамка скриншота.

Е Сю смолил одну за другой, от дыма щипало глаза. Заходил Ботао, принёс чай и крекеры из автомата – эти двое его как будто и не заметили. Они не выглядели ни усталыми, ни заскучавшими. Скорее так, будто могли бы провести перед мониторами всю оставшуюся жизнь; хотелось оторвать их от экранов и потрясти за плечи.

Капитан сходил за чаем ещё. Только обернув ладони вокруг горячей кружки, Сунь Сян понял, как замёрз в выстуженной комнате. Неужели столько времени прошло?

В QQ прислали ссылку – на официальном форуме Славы поносили разрабов. В вичате репостнули фотки протеста, стихийно организовавшегося у головного офиса компании. Ссылки на посты, полные яростного капса. Ссылки на посты, полные отчаяния. Ролик с новостного канала – на превью мелькали крыши, машины скорой и серьёзные люди. В общем про-чате тоже только и трепа было, кого из старых акков видели в сети. Лёжа под снарядом в спортзале, Сунь Сян представлял протянувшуюся к окну струйку дыма и не думал ни о чём.

Принесённые с ужина подносы стояли нетронутыми.

Перед сном он заглянул в комнату капитана ещё раз. Сдёрнул с кровати одеяло – капитан всё равно ушёл спать к Ботао – и набросил Су Мучэн на плечи, даже подоткнул немного. Закрыть окно было не вариант, и так противопожарная сигнализация не включилась только чудом – совсем не работала, что ли?

– Мы немножко, несколько часов осталось, – он не ожидал, что Су Мучэн обернётся, и даже немного вздрогнул. – Попрощаемся только и всё. Извини, что доставили неудобства.

– Не расплатитесь потом, – буркнул Сунь Сян. – Особенно с капитаном.

– Спокойной ночи, – улыбнулась Су Мучэн, и больше на него не смотрела.

***

А утром их уже не было.

На столе его ждала карта Одного Осеннего Листа. Он сгрёб её так быстро, что карта чиркнула по столу. Сунь Сян поморщился и подышал на пластик, протёр рукавом.

Вставив её в считыватель, он дотошно перепроверил статы, потыкал в шмот, перенастроил байнды. Убрал «самолётик» и ещё парочку действий персонажа – как только раньше пропустил. Всё было в норме, словно и не расставались. Разве что в инвентаре появился новый аксессуар, подёрнутый серым, как не подходящий по классу. Использовать нельзя, разве что продать. Или передать капитану.

Шляпу Истинного Великого Стрелка.





И второй Хеллоуинский фик:

Чжан Цзялэ, Хань Венцин, призрак второго места
пг, флафф, нежные отношения в Тирании, сон в одной кровати
кр. пер.: страхи Лэлэ и как с ними бороться

Как горячо цепляется за шею

Как горячо цепляется за шею

Иногда ему казалось, что он всё сделал неправильно. Не стоило уходить в отставку. Не стоило из неё возвращаться. Не стоило делать это так. Не стоило вестись на «всё нормально» Большого Суня. Не стоило принимать запрос на дружбу от чокнутого берсеркера – тот основал бы команду с кем-нибудь другим, более подходящим, более ответственным; тем, кто не пялился бы в потолок в ночь перед матчем, лучше подготовил бы команду, и кто наверняка заметил бы проблемы с рукой ещё на ранней стадии.

«Меня, Лэлэ, в свои пиздострадания не впутывай», – заученно раздалось в голове.

Про дружбу пришлось вычеркнуть – Цзялэ не поленился и представил, как последний пункт вымарывается жирной подтекающей ручкой. Что бы там ни было, а жалеть о встрече с Большим Сунем он не мог.

Закончив мысленное упражнение, Цзялэ перевернулся на другой бок. Уличное освещение подсвечивало подёрнутое конденсатом окно матовым серебром. Слюна под языком стала солёной, словно сейчас стошнит.

Он вытянулся на кровати. Бывали такие ночи – бывали и дни, – когда, что ни делай, мысли носятся по кругу. Стоит закрыть глаза, и, словно день сурка, видишь очередное вручение наград за второе место; открыть – и на потолке расплывается тусклая серебряная эмблема Славы с обломанными крыльями, его самый страшный страх.

Цзялэ разблокировал экран телефона и скривился – резануло глаза. Два с хуем. Здравствуй, дорогая редакция, всё очень плохо. Завтра матч, а я в говно. По опыту можно было сказать, что заснёт он, если повезёт, под утро. И, казалось бы, что уж там, не в первый раз, зайди в Славу, займись делом и жди, пока отпустит. Но завтра тот самый матч. Завтра финал. Его пятый.

Так, нет, эту мысль сразу прочь, накручивать себя только и не хватало.

Закинув руки за голову и уткнувшись лицом в плечо, там, где даже в темноте выделялись ломаные линии лепестков на татуировке, он честно попытался уснуть ещё раз. Не удалось. Встал. Постоял у окна, нарисовал на конденсате пару привидений – почти мистический серебристый свет пришёлся очень кстати. Дорисовал одному из призраков клык и меч, другому – тентакли, и с удовольствием стёр их. Приведений Цзялэ не боялся. Ни оборотней, ни пауков, ни огоньков на рисовых полях. Он боялся проиграть.

Как он оказался у порога капитана, нос к носу со встрепанным Ханем Вэньцином, сонно поскребывающим живот поверх явно только что натянутой белой майки, Цзялэ не помнил. Чем объяснил стук в дверь посреди ночи – тоже, но вряд ли его бы хватило на что-то более осмысленное, чем «не спится». По крайней мере, даже вопрос капитана Ханя:

– Тебя утешить или отпиздить? – оказался слишком сложен для понимания. Цзялэ только помотал головой в ответ.

Капитан отступил на пару шагов, впуская его в комнату, и закрыл дверь. Положив горячую со сна ладонь на загривок, подтолкнул к кровати.

– Чтобы ты больше никого не разбудил среди ночи, ляжешь здесь, – указал он, уже забираясь в постель.

Цзялэ опустился на другую сторону.

– Под одеяло, – скомандовал Хань.

Поскольку вариантов лучше не было, оставалось только послушаться. Вышло неловко. С одной стороны, Цзялэ ожидал слов поддержки, лекции о поднятии боевого духа хотя бы. С другой стороны, разговаривать не особо хотелось. Он лежал на непривычной подушке и слушал чужую тишину. Хань, видимо, не выключал на ночь ноутбук – если прислушаться, можно было поймать шум вентиляторов. Жалюзи на окне были закрыты – никаких призраков в этой комнате.

Ровный ритм дыхания Ханя прервался на шумный вздох. Он повернулся во сне и вытянул руку, подгребая к себе одеяло, а вместе с ним и Цзялэ.

Перекинутая через грудь рука была тяжёлой. На ум пришло банальное сравнение с тигриной лапой, придавившей добычу к земле. Незавидная роль, отводившаяся при этом самому Цзялэ, оказалась неожиданно уютной; ощущение тяжести и тепла было приятным.

Он лежал, разглядывая угадывающиеся в темноте силуэты предметов. Сон не шёл, нервная система никак не хотела успокаиваться, заставляя чувствовать себя как на поле боя – словно он стоял посреди карты и высматривал стратегически перемещавшегося противника. В любой момент из пустоты перед ним могла показаться старая знакомая. Эмблема Славы – цвета грязного серебра, с провисшими цепями, уже бескрылая.

За спиной размеренно посапывал капитан Хань, и одно только физическое ощущение его присутствия успокаивало. Цзялэ перевернулся на другой бок, отворачиваясь от бескрайнего в темноте пространства комнаты, и практически впечатался в чужую грудь. Хань оказался гораздо ближе, чем ожидалось.

Хлопок майки уже нагрелся от тепла тела, но пах всё ещё только кондиционером, который использовали в прачечной Тирании. Знакомо. Безопасно. Сонно. Цзялэ подкатился ближе, утыкаясь лицом в обтянутые тканью грудные мышцы. Упругие. С ложбинкой между ними.

Не удержавшись, Цзялэ прыснул. Проурчав что-то во сне, Хань прижал его ближе. Теперь прямо над головой раздавалось размеренное дыхание, колышащее выбившиеся из хвоста волоски. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Будильник, заведенный для него вставшим на пробежку Ханем, Цзялэ проспал.

@темы: Слэш, Фанфики, Мы за дротики!

---

Откладывала деанон, пока не допишу бедный-несчастный фанлинь, который должен был быть сначала на первый день недельки Тирании, потом на третий, потом... Ну, в общем, и тут я поняла, что до конца новогодних каникул точно ноуп Так что надо хотя бы остальное положить к себе, пока не потеряла.

Неделька Тирании прошла отлично. Смог В смысле, выложиться на каждый день. При этом так и не написал ни одного еханя, хотя в планах их было больше всего. У меня нет оправданий

Кроме фиков прнс ещё немножко поделок:

Игра 2048 по Тирании


12 13 стишков, которые должны были быть двенадцатью пирожками, но нет.
ну хоть тут есть ехань

12 +1

собрав небесных генералов
хань сам сходил на клубный сайт
и написал чур я ребята
кунсайт

среди небесных генералов
три капитана и синьцзе
кто хочет хил а ну-ка быстро
к ноге

как ни давал циину тактик
советов наступать вперёд
никак без пиздюлей волшебных
не прёт

не смотрят больше в тирании
сериалы, драмы, кабаре
теперь у них на то завёлся
цзялэ

зазноба линя ждет в ханьчжоу
в пекине хахаль у цзялэ
и экономит на билетах
синьцзе

фан руй бессовестный негодник
и бесполезный ты пельмень
опять на пресску черный с красным
надел

подзаебавшись капитаном
пахать как вол который год
лэлэ хотел себе на ручки
и в рот

ты можешь быть отличным парнем
с вагоном опыта и сил
ты молодец но всё ж не нужен
как хил

кричат фанаты тирании
е сю мудак и пидарас
их капитан это проверил
не раз

в медовый месяц мы в европу
париж, берлин, москва, милан
вот так е сю веньцина к сборной
вписал

под взглядом капитана ханя
обрел вдруг совесть - но не всю
и извинился - через жопу
е сю

Синьцзе в одиннадцать ложится
В одиннадцать ноль пять встаёт
Даёт цзялэ люлей за чаты
И в рот

с гаремом капитана ханя
случился маленький просчёт
в одиннадцать отбой, никто не
даёт




А спонсором этого драббла является водолазка капитана Ханя. Водолазка капитана Ханя - спасибо, что ты есть.

Ханьлэ, нц-17
незамутнённое порно, мужские сисечки

Больше, чем у твоей бывшей

Больше, чем у твоей бывшей

Кто бы ни выдумал, что у женщин должны быть округлости, а у мужчин – всё плоско и местами с рельефом, был неправ. По крайней мере, по мнению Чжана Цзялэ. Не то чтобы ему не нравился плоский, с кубиками, живот капитана Ханя – очень даже. Особенно прямо сейчас, когда головка собственного члена то и дело тёрлась о напряжённые мышцы. Нравилась сила, сосредоточенная в узких бёдрах, которые Цзялэ обнимал ногами. Но ничуть не меньше ему нравилась накачанная грудь. Что обтянутая водолазкой – хвала небесам, предкам и текстильной промышленности за северную моду, – что угадывавшаяся под свободной футболкой. А ещё больше – вот как сейчас, маячащая прямо перед лицом, пока капитан Хань втрахивал его в кровать.

Высвободив одну руку из захвата, Цзялэ накрыл ладонью грудь, чтобы подхватить как раз там, где она округлялась. Пальцы легли аккурат на чуть покрасневшие следы поцелуев и укусов с предыдущего раунда. Он чуть нажал, зачарованный тем, как поддаётся под пальцами упругая мышца. Сдвинул руку, чтобы дотянуться большим пальцем до соска, потеребил. Потом огладил пальцами вокруг, пару раз случайно мазнув – никакие навыки, контроль рук и точность движений профессионального игрока не могли противостоять толчкам, сотрясавшим кровать на восемь баллов по Рихтеру.

Находиться в эпицентре внимания капитана Ханя было вполне сравнимо с природной катастрофой. Но, боги, как же охуенно.

Цзялэ откинулся на подушку и позволил себе потеряться в ощущениях: как разминает изнутри член и тычется в стенки крупная головка, как сладко тянет сухожилие в паху, когда Хань всей тяжестью налегает на ногу, которую вздёрнул себе на плечо, как перенасыщенный жаром, потом и запахом спермы воздух плещется о заласканную кожу.

Но можно было лучше.

Цзялэ приподнялся, приник губами к груди и широко обвёл языком. Разница между гладкой плотной кожей и тонкой вокруг соска, пощипывание соли – всё это кружило голову. Он то обминал языком, то прикусывал, пока сосок не затвердел, и после этого принялся сосать всерьёз, то открывая рот пошире, то едва удерживая губами.

Оставив напоследок пару укусов под грудью, он переключился на другую сторону.

– Ты… – Цзялэ особенно удачно подмахнул, и вместо продолжения фразы Хань Вэньцин прерывисто выдохнул. – Ты молока пытаешься насосать, что… что ли?

Оставлять затвердевший, мокрый от слюны сосок без внимания казалось кощунством, и Цзялэ сначала дёрнул рукой, которую Хань Вэньцин прижимал за запястье к кровати, освободился, взялся за налитые грудные мышцы двумя руками, и только тогда отнял рот от груди. Большие пальцы принялись легко поглаживать скользкие от слюны соски.

– Тебе неприятно?

Цзялэ обхватил Ханя Вэньцина ногой, мешая двигаться. Инстинкт засадить поглубже был всё-таки сильнее, и даже так Хань продолжил потираться внутри, вытаскивая на пару миллиметров и снова вжимаясь в растянутый вход. Рукой, раньше удерживавшей запястье, капитан Хань теперь собрал прилипшие к шее и плечам Цзялэ пряди и намотал их на пальцы, натягивая, заставляя откинуть голову и смотреть в лицо.

– Не знаю. Нет. Наверное, никак.

Секундной борьбы с эгоистичным порывом проигнорировать слова партнера хватило, чтобы тот оставил пару поцелуев на шее и висках Цзялэ, собирая пот, и продолжил:

– Но мне нравится, как ты при этом хнычешь и жмуришься.

Надо же, он и не заметил.

Цзялэ сжал руки, сводя грудные мышцы – так, что между ними появилась ложбинка, – и вжался в неё лицом, вытянув шею. Пальцы у него в волосах тут же разжались и скользнули к затылку, поддерживая голову.

Он поводил головой вверх-вниз, раздвигая тёплую кожу носом и языком, вылизывая по всей длине ложбинки. Позволил себе представить, как было бы здорово присунуть вот так член.

Потёрся щекой, поцеловал пару раз и усмехнулся:

– Чему тут не нравиться, отличные сиськи. У моей бывшей и то меньше были.

Хань Вэньцин вставил ему так, что следующий вдох сорвался в крик.




Суньлэ, кошка Мятка
пг, юмор, побитый жизнью ер
вечные темы: вождь краснокожих, Лэлэ и чемпионство нет
кр.пер.: Лэлэ на кураже выкрал из Травы любимую кошку капитана Вана.

Ведьмина любимица

Ведьмина любимица

– Ещё раз, – Чжепин сделал глубокий вдох и засунул руки в задние карманы джинсов. Вытащил ключ-карту, отвлечённо покрутил в пальцах так же, как всегда играл с картами аккаунтов, и засунул обратно. – Ещё раз, ты подумал, что это была хорошая идея… почему?

– А, типа, похоже, что я думал? – Огрызнулся забравшийся в кресло с ногами Цзялэ.

Даже на вид кресло было исключительно неудобным – ни поддержки спины, ни подлокотников. Дизайнерское такое. Тирания вообще, видимо, не экономила – гостиничный номер был на одного, и выглядел неплохо. Разве что пол был усеян осколками, да шторы подраны в лохмотья.

– Окей, ты сам это сказал.

– Иди нахуй.

Чжепин вытащил руку из кармана и весомо показал средний палец. Жест прошел абсолютно незамеченным, потому что Цзялэ так и сидел, не поднимая головы, и мочалил перекинутый через плечо кончик хвоста.

– И всё-таки?

– Да ничего я не думал. Ну, просто, как увидел её в коридоре – вспомнил. Старый план.

– Старый план.

– Ага. Старый. После пятого сезона ещё. Я тогда часто лежал ночами и представлял, как возьму и сопру её, чтобы бегал и мучался.

– Шантажировать, что ли, собирался?

На этом моменте Цзялэ всё-таки поднял на Чжепина глаза, в которых ясно, как название торгового центра на фоне ночного неба – вот такущими знаками и с подсветкой – читалось: «Ты дурак или как?» С точки зрения Чжепина, после нынешнего проёба Лэлэ потерял всякое моральное право на подобную оценку, а потому он поднял руку и показал средний палец ещё раз. Обстоятельно так, чтобы донести свою точку зрения.

Лэлэ прыснул.

– Да ну тебя. Нет, просто, – теперь он наглаживал хвост, пропуская его через кулак. – Ну, просто, представлял всякое. Сказку на ночь. Вроде как месть. Да не знаю я, – ну вот, снова принялся мусолить, волосы даже поскрипывали между пальцев. – Это же всё было не на самом деле. А потом мы заглянули к Траве в гости после матча, капитан Хань и Чжан Синьцзе ещё разговаривали, я пошёл на выход раньше, а потом…

– А потом ты позвонил мне из туалета гостиницы, куда тебя загнала маленькая кошка.

– Это исчадье преисподней!

Чжепин посмотрел на сидевшую на барной стойке кошку. Чёрный хвост обёрнут вокруг идеально стройных лап, аккуратная голова на чёрной с белым «галстучком» шее, где пристроился зелёный – кто бы сомневался – ошейник. Со стразами.

Образ капитана Маленькой Травы в сознании Чжепина неуловимо изменился.

Не сводя с Чжепина немигающего взгляда, кошка вытянула лапу и подпихнула стоявшую рядом чашку к краю. В повисшей после выкрика Цзялэ тишине звук медленно движущейся по мраморной поверхности керамики был особенно неприятен. Видимо, у последней оставшейся в живых чашки была шершавая такая ножка. Чжепин их терпеть не мог.

– Хорошая кошечка, – хмыкнул он.

Посудина остановилась у самой кромки стола. Кошка убрала лапу и снова села спокойно.

– Ведьма! – цыкнул на неё Лэлэ.

Чашка всё-таки полетела вниз.

Цзялэ поёжился и глубже подобрал под себя исцарапанные ноги.

Что делать дальше, было абсолютно непонятно. По-хорошему, стоило позвонить Вану Цзеси, вызвать машину и отвезти животное туда, где росло. Только вот Чжепин прекрасно понимал, что он так не сделает. Наверное, как-то так чувствовали себя герои американских фильмов, пообещав друзьям, что если те кого-то убьют – они помогут спрятать труп. Обещаний помогать прятать украденную кошку он раньше не слышал – но это же Лэлэ, с ним всё всегда…

Закончить мысль не удавалось. Пришлось остановиться на «но это же Лэлэ». С точки зрения Чжепина это всё объясняло. Именно по этой причине, стоило ему услышать «Приветпожалуйстаприезжай», он вызвал такси. По дороге отпросился у малыша Лу. Забрал на стойке администратора дополнительный ключ. Не особо вежливо, на ходу поздоровался с менеджером Тирании у лифтов. И зашел в номер, только чтобы обнаружить там полный бардак, побитую посуду и умывавшуюся посреди осколков чёрную кошку.

«Порежется же», – с этой мыслью он подхватил кошку на руки и бухнул кулаком по двери ванной. Стоило появившемуся в двери Лэлэ сделать шаг вперёд, как животное молниеносно извернулось и попыталось съездить когтями ему по щеке. Чжепин разжал руки, и кошка, не дотянувшись до цели, упала на пол. На все четыре лапы. Затем запрыгнула на барную стойку, откуда и наблюдала теперь с большим интересом.

С особенным удовлетворением она смотрела, как угрюмый Лэлэ то заглаживал губами, то обдувал вздувшиеся красные полосы на руках.

– Нет, ну, всё-таки. Что ты теперь собираешься делать? Отправлять Большеглазому шерстинки в конверте и требовать выкупа?

Лэлэ прыснул, уткнувшись в расцарапанное предплечье. Отлично.

– Оденешь её в розовое, осыпешь лепестками и будешь шантажировать Траву фотками? Научишь, как попугая, говорить «Вы все сосете» при виде Большеглазого и передашь обратно? Отправишь в Дождь с запиской «Вы знаете, что делать»?

Наконец Лэлэ смеялся в голос. Расслабились плечи, и пальцы отпустили многострадальный хвостик.

– Спасибо, – выдохнул он. – Я не знаю? Сдаваться Вану Цзеси пиздец неохота. Подождём темноты и выпустим её под дверью Травы?

Идея была так себе. Но в том, что идти с повинной неохота – хоть это было бы и правильно – Чжепин был абсолютно согласен.

– А самолёт у вас когда?

– В десять.

– В десять, – эхом отозвался Чжепин. Ну что за нахрен – они ведь и встречаться не собирались, всё было нормально. А теперь мысль о том, что через несколько часов надо будет прощаться, скрутила узлом внутренности и оставила предчувствие, что потом будет еще хуже.

– Полежим пару часов? – спросил Лэлэ. – До темноты.

Стоило ему спустить ноги на пол, кошка, до того чинно сидевшая на стойке, выгнула спину и зашипела.

Лэлэ втянулся обратно в кресло.

– Так, всё, – Чжепин навис над кошкой. Вроде как он должен был почувствовать себя глупо, ввязавшись в игру в гляделки с неразумным животным. – Ты уже отомстила, скоро пойдёшь домой, а пока побудь хорошей де… кошечкой.

С другой стороны, всю эту ебанину начала и поддерживала отнюдь не кошка, так что вопрос о том, кто тут более неразумный оставался открытым.

Лэлэ перебрался на кровать и спихнул колючее расшитое покрывало в ноги. Опустившись рядом с ним, Чжепин провёл ладонями по исцарапанным рукам, по спине, и наконец зарылся пальцами в сбившийся хвост, стянул резинку.

Гудела система вентиляции, шуршали полосы портьеры. Тени в номере становились всё гуще и гуще. Лэлэ тихонько сопел в шею: то ли задремал, то ли пережидал, пока ему перестанет давить в переносице и сжимать горло. Как самому Чжепину. Кошка с удивительным для такого маленького тельца стуком спрыгнула на пол, а потом забралась к ним на кровать и устроилась в ногах. Чжепин скосил глаза – рядом с её чёрной шубкой щиколотки Лэлэ были такими белыми, что, казалось, светились в темноте. Одну пересекала тёмная полоска.

Красная. Чжепин знал, что она красного цвета. Помнил рельеф плетения и бусины на концах шнура. В переносице заломило ещё сильнее.

Чжепин закрыл глаза и уткнулся в растрёпанную макушку. На пару часов. До темноты.





- А кто ещё есть в Тирании? - спросила Хелла.
- Анечка, - ответила я, - единственный разумный человек в Счастье. Среди всех упорышей.

Ань Веньи, Холодные Ручки, приглашённая звизда ВЧ
пг-13, кроссдрессинг, упоминания игровой зависимости,
пре-канон, нубство
кр.пер.: о нежном и трепетном отношении Ань Веньи к своему аватару

Ленты, бусы, кружева

Ленты, бусы, кружева

Когда в качестве оплаты за репетиторство однокурсница втюхала ему карту из онлайн игры, Ань Веньи подосадовал, но не стал зацикливаться. Хоть он сам и не играл, но был наслышан: сосед по комнате со своими приятелями регулярно просаживали все карманные деньги в интернет-кафе, на оплату компьютеров и покупку… Покупку чего-то. Сказать по правде, Ань Веньи не вслушивался в их треп, скорее уж, старательно его блокировал. В общем, люди действительно были готовы платить деньги за пиксели на экране, так что, возможно, карту и впрямь получится продать.

На его сумке, как выяснилось, даже был специальный кармашек для подобных карт. Посмеявшись такому свидетельству популярности игры, Ань Веньи убрал карту с глаз долой. На этом история должна была бы закончиться, но теперь, когда он знал, зачем нужен этот странный кармашек, взгляд то и дело возвращался к нему. И однажды ночью Веньи поддался любопытству. Он устал и запутался в реферате настолько, что сам уже забыл, о чём писал, а продававшиеся в интернет-кафе энергетические напитки хоть и отгоняли сон, но совсем не прочищали голову. «Мне только надо отвлечься от учёбы, – сказал он себе, – переключить умственную деятельность на другое полушарие. Вот сейчас двадцать минут отдохну, а потом с новыми силами всё допишу».

В полумраке тени милосердно маскировали грязные неоштукатуренные стены заведения для бедных студентов. Обрамлённый заляпанным пластиком экран стал окном в другой мир.

Половину из обещанных себе двадцати минут Ань Веньи провёл за разглядыванием раскинувшейся перед ним долины, сизой горной гряды на горизонте и парящих в небесах континентов. Потом на самом краю долины завязалась драка, и Ань Веньи вспомнил, что это игра и здесь вроде надо кого-то бить. Потыкав в кнопки он нашёл меню. В развернувшемся посреди экрана коричневом окне отображалась кукла: розовые волосы, мультяшное платье, в руках то ли палка-копалка, то ли ростовой крест. Имя: Холодные Ручки. Класс: клерик. В смысле, священнослужительница, что ли? А, то есть всё-таки крест. Уровень: 66. Из ста? Это много или мало? Гильдия: Разнотравие. Дальше шли шкалы и цифры. Понятнее не становилось.

В конце концов, поиск информации – это то, зачем он, собственно, пришел в интернет-кафе. В новом окне браузера – чтобы ни в коем случае не потерять ссылки для реферата, – Ань Веньи открыл поисковик: «слава священник что делает?»

Сразу же выяснилось, что бить ему никого не надо. Это было, в общем, неплохо. Потом он установил, что одногруппница не соврала, карта и правда неплоха. Шестьдесят шестой уровень - это из семидесяти возможных, параметры персонажа соответствовали цифрам, описываемым на форумах как «неплохой хил», а иногда и «годный хил». Чем хил отличается от клерика, Ань Веньи пока не понял, но в остальном всё соответствовало.

На кукле было сине-золотое платье, но при наведении на зону, где должна быть верхняя часть одежды всплывало заковыристое слово, написанное фиолетовыми иероглифами. Считалось ли, что «экипирована лиловая броня»? Оставалось только понадеяться, что да.

Статьи и форумы многое прояснили, но оставался главный вопрос: что в принципе делать? Запрос «играю развитым аккаунтом но в первый раз стою посреди игры куда пойти?» поисковик игнорировал. Выбрав группу людей, которые вроде заканчивали крошить партию монстров неподалёку, Ань Веньи развернул камеру в их сторону и нажал «вверх». Расстояние не уменьшилось.

Пришлось лезть обратно в меню – где-то там была вкладка с информацией, какие клавиши за что отвечают – и искать, как передвигаться.

Стоило подойти ближе к людям, как внизу экрана появилось полупрозрачное окно чата. Один из группы повернулся лицом, да так и стоял, не шевелясь, пока остальные за его спиной ритмично делали выпады и вспыхивали спецэффектами.

Раз окно появилось, то, наверное, неспроста? Ань Веньи написал в полупрозрачный чат: «Привет!»

«Привет, – посыпалось в ответ, – а чо не голосом ты меня слышиш вообще? что ты хочешь?»

То есть, до этого ему что-то говорили? Ань Веньи огляделся, но ни на одном из столов вокруг не было гарнитуры. Мышь, клавиатура, монитор и наклеенная рядом бумажка с номером; да ещё на столах у дальней стены стояли пепельницы.

«Извини, старший брат, не было слышно, – написал он в ответ. – Я в интернет-кафе, здесь компьютеры не снабжены наушниками. Прощу прощения, если отвлекаю, я играю в первый раз и не очень хорошо понимаю, что делать. Можно задать пару вопросов?».

«Играешь первый раз, а 66 лвлов с неба упали?».

«Мне подарили карту персонажа».

«Своё-родное 66го лвла и подарили?»

«Бгг насосала»

«Да ладно вам! Ну, ты спрашивай, сестричка, поможем чем сможем».

То, что он играет женским персонажем, давно выдетело из головы, и обращение «сестра» выбило его из колеи. Обзор от первого лица, восхитительная графика и реалистичная динамика при движении позволяли погрузиться в виртуальную реальность с головой. Он уже сам как будто чувствовал летний ветерок, легко пригибавший высокие луговые травы. И совсем забыл, что карта-то женская.

«Глянь там может на системном блоке есть гнездо для наушниковтогда можешь подключить свои в задрипанных кафе такое часто былвает». Совет оказался дельным, только вот наушники в кармане нашлись самые обычные, без микрофона. Но даже так дело пошло быстрее. Опытные игроки посоветовали переместиться на сервер с номером – откуда его персонаж, предположительно, перешёл в Небесную Сферу, где они стояли сейчас, – найти там «нубские локации» – на них должно быть написано «ур. 5-10» – и попробовать разные действия на слабеньких монстрах.

Встреченная им группа оказалась настолько мила, что даже проводила его до ближайшего города с телепортом. Оказывается, в Небесной Сфере было много агрессивных игроков, которые нападали на других, пока те просто бежали по своим делам. У пьедестала телепорта милую сестричку уговаривали пообещать, что она вернётся и присоединится к их группе, как только освоится с управлением.

К тому времени, как пакет ночного тарифа кончился, Ань Веньи одел куклу в то, что нашлось у неё в багаже – вернее, в инвентаре, – потому что система сообщила, что предметами, полученными в Небесной Сфере, после перехода на сервер пользоваться нельзя. Разобрался, как устанавливать цель, сколько примерно здоровья восстанавливают основные навыки и от каких монстров надо просто драпать, а каких можно и пристукнуть крестом-копалкой. Реферат по морфологии эпохи Сун не вырос ни на абзац.

В следующий раз он принёс с собой наушники с микрофоном. И выяснил, что другие игроки далеко не такие милые, когда узнают, что он парень, и вообще играть за персонажа противоположного пола не приветствуется. На третий раз он попробовал задавать вопросы в гильдейском чате и узнал, что люди – идиоты и в этом идеальном мире тоже.

Наконец он нашёл себе группу братцев, которые были не против таскать за собой бестолкового, но достаточно прокачанного хила, и дела его пошли в гору. Надо было только слушать внимательно и без промедления реагировать на подсказки более опытных игроков. Очень скоро он вывел закономерности и разобрался, что делать в той или иной ситуации. Ань Веньи не сомневался – так и получится. В конце концов, эта наука не могла быть сложнее, чем экзамены у профессора Шеня.

Ань Веньи чувствовал себя немножко супергероем. Днём он был обычным студентом и работником, а по вечерам перемещался в волшебный мир, где его руки источали сияние целительной энергии, а один взмах посоха мог спасти кого-нибудь от гибели. В игру он заходил, конечно, не каждый день – откуда у людей столько времени берется? Только если задали совсем немного, или наоборот, когда между всеми рефератами, лабораторными, одной подработкой и другой начинало казаться, что жизнь состоит из одного сплошного пиздеца. Звёзды в «Славе» сияли так ярко, как никогда в вечно затянутом смогом Пекине.

Однажды Ань Веньи решил, что набрался достаточно опыта, нашёл телепорт и отправил Холодные Ручки в Небесную Сферу. Без фанфар. Поскольку Холодные Ручки уже прошла квесты с предыдущей хозяйкой и перешла в Небесную Сферу не в первый раз, системного оповещения не было. Но Веньи чувствовал, что сделал потрясающе важный шаг. Как семестровую лабу сдал. И когда на следующий день увидел в университетской столовой ту самую одногруппницу – не сдержался. Он даже не спросил, не заняты ли места за столом, прежде чем поставить свой поднос рядом:

– Привет, знаешь что, я вчера перешёл в Небесную Сферу!

– Ой…

Странная реакция. Ань Веньи, конечно, не ожидал бурных аплодисментов, но чтобы девушка в мгновение спала с лица, а потом залилась краской?

– Прости, братец Ань! Прости-прости-прости! Но ты же должен был продать Холодные Ручки!

– Решил посмотреть, прицениться. Потом понравилось, – пожал плечами Веньи.

– Я не ожидала, что ты сядешь играть! Ты всегда такой серьёзный и сосредоточен на учёбе… – собеседница крутила палочки в руках с таким отчаянием,что они жалобно поскрипывали. – По правде говоря… По правде говоря, я отдала её специально. Из-за игры начала отставать в учёбе, завалила зачёт. Сколько раз пыталась просто не заходить в игру – но всё равно срывалась и тянулась за картой. Ты осторожнее, братец Ань.

Ань Веньи перемешивал овощи в тарелке, не зная, что сказать.

– Ты самый рассудительный человек у нас на курсе, – сказала вдруг Ли Нань. – И сам лучше всех знаешь, что тебе по силам, а что нет.

– Спасибо, – что ещё он мог ответить?

– Расскажи про Небесную Сферу. В каком смысле, перешёл? Я же её там и оставила…

Тем же вечером Ань Веньи смотрел в открытое окно меню, где переступала с ноги на ногу и поводила посохом Холодные Ручки. Его антропоморфное воплощение в мире «Славы». Розовые волосы и фарфоровое личико, а за ними – столбцы цифр, измерявших его возможности и ценность аккаунта.

Сам он видел свой аватар только в меню, но раз именно через неё его воспринимали другие игроки – она должна быть более серьёзной. Более амбициозной.

Ли Нань оставила неплохой запас игровой валюты, стоило этим воспользоваться. Выбрав на карте город покрупнее, Ань Веньи направился на рынок. Час раздумий и несколько сравнительных таблиц спустя Холодные ручки выглядела и впрямь впечатляюще: гордо приподнятую грудь поддерживал корсет из металла и кожи, прикрывавшая бёдра накидка из меха фантастического зверя демонстрировала при ходьбе латный низ и заканчивалась как раз над краем высоких сапог.

Было даже немного жалко, что он не видит собственный аватар. На такую девушку он бы и сам не отказался смотреть почаще. Но по-прежнему в изображение на экране попадали разве что руки – ручки же – в сетчатых перчатках, охваченные спецэффектами скиллов. С каждым утекавшим сквозь пальцы месяцем, с каждым пройденным данжем их движения становились всё ритмичнее, всё больше и больше похожими на танец. Ань Веньи, конечно, не рассчитывал стать когда-нибудь офигенным, как Недвижимая Скала, для видео с которым у него теперь был отдельный плейлист на билибили, но понимание, что он становится сильнее, приятно будоражило.

Начав с видео в качестве учебных материалов, Веньи очень скоро принялся смотреть матчи в прямой трансляции – так быстрее, да и чаты на канале забавные. А потом поймал себя на том, что до дрожи в пальцах хотел, чтобы выиграла Тирания. «Поздравляю тебя, Ань Веньи, ты упоролся», – сказал он себе и вышел из гильдии Разнотравие. Он не признавал полумер.

В гильдии, собранной под флагом Тирании, оказалось куда веселее: в чате всегда было навалом желающих обсудить последний матч и примененные игроками навыки, да и клериков больше. Или, может быть, ему просто удалось избежать дурацких ошибок и не потерять лицо с самого начала? В любом случае, Веньи даже завёл друзей в игре. Ну или, по крайней мере, появились люди, которые и спрашивали, когда он в следующий раз будет онлайн, и ждали его, чтобы сходить в данж. Было неожиданно приятно.

«@ХолодныеРучки @ХолодныеРучки @ХолодныеРучки гроб гроб кладбище го?» – дожидалось его в кукушке после занятий.

«Когда?»

«ты кгда будешь?»

«Работаю до 8»

«Атта наша девочка, собраю народ на 9»

«Иди лесом», – пальцы автоматически набрали ответ, но сам Веньи только улыбнулся.

Он уже успел насмотреться на трапов, лолей без микрофона и прочих придурков, наслаждавшихся вниманием и плюшками под женскими аккаунтами. Таких всё время пытались раскусить, ко всем женщинам в игре время от времени приглядывались – а не трап ли? Его же, наоборот, звали то сестричкой, то ещё как, несмотря на то, что мужской голос в микрофоне было невозможно перепутать. Он посылал всех в пешее эротическое, но так и не попросил перестать.

В конце концов, там, в мире «Славы», посреди кишащего моблом подземелья стояла, покачиваясь на бесконечных шпильках, бесстрашная розововолосая красавица.

Ань Веньи не считал, что у него развились склонности к трансвестизму, и не примерял на себя женский образ, конечно нет. Скорее, он как будто завёл себе куклу. Которой можно играть, но нельзя потрогать. Она слушалась команд, сгибала руки и ноги и иногда ломалась. Посеревший экран павшего персонажа каждый раз вызывал у него оторопь и неприятное чувство, что он её подвёл.

Рассматривая новый шмот и побрякушки в игре, он прикидывал не только статы, но и как бы новые вещи смотрелись. Несколько раз снимал и надевал обратно мифриловый кулон. Штука была бесполезной, но чудо как шла. Иногда – редко-редко, – проходя мимо манекенов с женской одеждой, он мысленно примерял её на Холодные Ручки. Выходное блестящее платье. Костюм готической лолиты. Юбку из множества слоёв мягкой бледно-розовой сеточки, смешную футболку и парку. Холодным Ручкам бы пошло.

И однажды он увидел на прилавке его. Корсет – металлизированные рёбра переходят в жёсткий лиф, а между ними натянута ткань «под кожу». Не такой детализированный, как в игре, конечно, и не такой крутой, но очень похож. Ань Веньи не стал задумываться над природой чувства, которое им двигало, пока он изучал таблицу размеров, искал нужный, стоял в очереди на кассу и расплачивался. И дома тоже он сильно думать об этом не стал.

Просто хотелось… ощутить что-то из того, что чувствует она.

Битва с корсетом оказалась сложнее, чем бои с иными боссами. Его нужно было удерживать на нужной высоте, прижимать к себе, следить за натяжением ленты, да ещё и шнуровать. За спиной. Да ну нафиг. После первой же попытки он перевернул шмотку задом наперёд, чтобы хотя бы видеть, что делает.

Когда он принялся разворачивать зашнурованный корсет в нужное положение, эта тварь его оцарапала. Концы рёбер оказались неожиданно острыми.

А ещё они были жёсткими. Стоило только попытаться наклониться, как они впивались под рёбра. Стоять прямо было тоже непросто: в перетянутом лентой и стиснутом клеткой корсета животе не осталось места для воздуха. Совсем. Дышать приходилось неглубоко, едва расширяя грудь. Очень скоро голова закружилась, и эксперимент пришлось прекратить.

Это было исключительно познавательно. Ань Веньи решил не повторять.

Тем же вечером, зайдя в игру, он первым делом порылся в инвентаре и выудил неплохую броню, которая ему недавно выпала роллом в данже. По статам она была, пожалуй, не хуже, но при этом напоминала тунику. Свободную такую, со складками.

Проводить вторую часть эксперимента он не планировал, она сама его нашла.

По случаю скорого открытия нового сервера разработчики расстарались, и развернувшийся на Гуанчжоу Гейм Экспо павильон «Славы» действительно поражал разнообразием. В привезенном фанстаффе можно было купаться. Может быть, на этот раз запасы закончатся к концу второго дня, а не к обеду первого, как обычно. Игровые автоматы с тренажёрами на игромеханику, галерея концепт-артов, тематическая кафешка, панель с дизайнерами, раздача автографов про-игроками и косплей-дефиле. Куда же без него. Кого-кого на каждом ивенте было завались, так это косплееров разной степени задроченности.

Но разрабы, судя по всему, не разделяли его мнение и поощряли адептов неестественных париков и двухстороннего скотча. В павильоне, в числе прочего, была фотоплощадка с прилагавшейся гардеробной и хвостообразной очередью желающих примерить на себя фантастический игровой шмот за умеренную сумму реальных денег. На всех фотофонах был аккуратно вставлен логотип и вичат-код игровой студии. А, понятно.

Ань Веньи прошёл бы мимо – и так и собирался сделать, – но знакомые по гильдии ребята, с которыми он частенько оказывался в одной пати, и которые, в общем, и зазвали его на ивент, загалдели и утянули его с собой:

«А чего, круто, давайте сфоткаемся, как будто мы в данже!»

Ань Веньи прищурился на обвивавшую угол павильона очередь. Ну-ну.

Он не ждал от этой авантюры ничего хорошего, и был абсолютно прав. Шмота клериков на вешалке не оказалось.

– Занят ещё, наверное, – пожал плечами парень с бейджем. – У нас их всего один или два. Женских, вон, много.

– Сестричка, это судьба. Это предопределенность. Небеса всё видят! – заржали со всех сторон.

– Пошли в пень, – привычно отозвался Веньи и снял с женской стойки вешалку с костюмом клерика.

И потерял присутствие духа:

– Нет, такую юбку я не могу.

– Чем тебе юбка не хороша?! – возмутился рывшийся в шмотье чернокнижник.

С костюмом он расстарался: и когти накладные сделал, и узоры на лице. За гримом было не разглядеть черт, всё скрывали тщательно прорисованные высокие скулы и измождённый вид среднестатистического чернокнижника. Разве что щетина выбивалась из образа.

– Короткая, – вздохнул Ань Веньи. На самом деле, он вообще сомневался, что это нагромождение рюш и лент длиной сантиметров двадцать от резинки до подола можно было назвать одеждой.

– И что?

– У меня ноги…

– У всех есть ноги, – отрезал чернокнижник. – Ну, по крайней мере, предполагаются конструкцией.

– Но у меня не женские, – тяжело разговаривать с людьми, которые тебя намеренно не понимают. – И волосатые.

– Ой, хули ты как первый раз замужем, – чернокнижник закатил глаза и ухватил его за плечо. От мантии пахнуло табаком так, словно он выдохнул полную затяжку Веньи в лицо. – Пошли.

Цокая когтями по пластику, он перебрал вешалки и выудил несколько из разных комплектов.

– Пошли за ширму, говорю. Сейчас этот старший покажет, как из Мерилина Мэнсона сделать Мерилин Монро.

Телесные колготки, белые колготки, подвязки с бантами, ленты, кружева. Бархотка с брошью скрыла кадык. Не иначе, как из подпространства, в которое обычно ведёт Дверь Смерти, появились сапоги нужного размера на каблуке-ходуле. Корсету Ань Веньи сказал решительное «нет».

– Да я смотрю, ты знаешь, о чём говоришь, – мерзопакостно ухмыльнулся его костюмер.

Из-за ширмы Ань Веньи вышел с полным пониманием того, зачем нужен посох. Чтобы не падать. Без дополнительной опоры на каблуках было не устоять. Чтобы пройти несколько метров до места для фотографий, ему потребовалась помощь.

– Ничего-ничего, в первый раз всем больно и страшно, – отпускал плоские шутки этот старший. Пускай зубоскалит там где-то у плеча, главное, чтобы не дал упасть.

Через несколько минут стало очевидно, почему Холодные Ручки всегда переминалась с ноги на ногу – ну, если не считать банального «потому что стандартная анимация персонажа». Выгнутые неестественным образом стопы затекали и начинали ныть, стоило постоять спокойно хоть сколько-то. Приходилось переступать на месте, и тогда слои кружевных оборок плескались вокруг бёдер, лишний раз напоминая, что те, по-хорошему, едва прикрыты.

Ань Веньи был, в общем, даже рад стоять прямо, опираясь на свой посох-крест – как настоящий, кстати, вот повезло, что нашлось именно его Пересечение Линий Льда. Потому что стоило наклониться хоть чуть-чуть, и вся задница была бы на виду. Обтянутая белыми колготками. Веньи чувствовал, как вспыхивают щёки от подобных мыслей.

Хотя спереди было ничуть не лучше. Он точно знал, что сквозь два слоя колготок никакой сквозняк не чувствуется, но это никак не помогало унять ощущение, что ему между ног – прямо по нежной коже внутренней части бёдер – задувал ветер. Невыносимо хотелось вцепиться в подол двумя руками и натянуть юбку пониже. Но надо было держать посох.

От стыда и неловкости все ощущения обострились. Закинутая на плечи рука одного из приятелей – жест, на который он бы в обычных обстоятельствах не обратил никакого внимания, – подавляла. Внутренне замирая, он прислушивался, касаются чужие пальцы края выреза на блузе или нет? Затребовавший «фотку с куколкой, на память о шедевре траповодства» чернокнижник по команде «улыбочку» сгрёб его за талию, и Ань Веньи задохнулся от того, какой горячей показалась его ладонь, примявшая ломкую ткань блузы.

– Отличная талия, – крякнул тот в подмышку.

И погладил.

Даже компрометировать свой баланс не пришлось – Ань Веньи развернулся на месте, не поднимая креста, и красивый набалдашник, сияющий кристалликами инея, пришёлся мудаку точно в лоб. Прозвучал щелчок затвора и жужжание выплёвываемого мгновенного снимка.

Разошлись довольные. Небритый мудак – доставшейся ему фотографией, на которой Ань Веньи и впрямь соответствовал пошлому описанию «трепетная лань». Сам Веньи – фотографией, где он наносит критический урон в ближнем бою. И, видимо, выигрывает матч, потому что больше чернокнижник не выёбывался.

Отвращение к мини-юбкам и твёрдое решение переодеть Холодные Ручки первым делом как зайдёт в игру, сразу после дейликов, продержались ровно до четвёртой страницы инвентаря; дальше лезть было бесполезно, там было совсем старьё, продать которое руки не дошли. Среди непреложных законов мироздания, таких как «если было легко, значит, ответ неправильный», «чем длиннее грамматическая конструкция, тем вежливее» и «кто выбежал из-под бафа – сам виноват» появился ещё один: «чем выше левел, тем глубже вырез». Жертвовать статами во имя гипотетического морального удовлетворения Ань Веньи был не готов. Разве что пообещал себе впредь выбирать из двух равноценных вариантов шмота более закрытый. Данж за данжем, ивент за ивентом, из дропа всё-таки подобрался комплект шмота, который не заставлял сочувственно морщиться при взгляде на собственный аватар.

А потом, одним январским утром, он едва узнал Холодные Ручки. Она была прекрасна – один, второй, третий… тринадцать предметов, полный серебряный комплект. Умопомрачительное «1810» напротив параметра «интеллект» кружило голову. Стоило представить себе частоту крита в действии, и по позвоночнику и до кончиков пальцев прокатился огонь. Во рту пересохло. Ань Веньи машинально облизнул губы.

Он был потрясён.

– Ну как, узнаёшь её? – с улыбкой спросила Леди Босс.

– Это… Это просто, – хладнокровный и рассудительный Ань Веньи заикался.

Перед ним – перед ним, самым слабым звеном команды, всем известной ахиллесовой пятой – стояла мечта. Эти зашкаливавшие статы прилагались к белоснежному с золотом платью в пол, под которым угадывались элегантные туфли-лодочки.

– Высокий интеллект, высокий крит – самое то для тебя. Будешь самым суровым хилом «Славы»! – сказал Е Сю. Сунул в зубы незажжённую сигарету и хитро прищурился, похлопал Веньи по плечу напоследок. – И самым скромным.

@темы: Игры, Слэш, Фанфики, Мы за дротики!

---

Есть развлекалочка - начать набирать предложение, а потом тыкать в среднее (второе) подсказанное автонабором слово, пока не получится осмысленная фраза. Пару лет назад я попробовала, начав с "ты знаешь", получилось
Ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь, что такое сеновал.
А теперь Гермиона неуловимо изменилась за лето.

Я знаю что ты не прав и не надо меня любить и быть твоим другом и не быть твоим другом и не быть твоим другим человеком

...
- Почему мой телефон пишет фики?!
- И почему он это делает лучше тебя?

@темы: Слэш, Фанфики, юмор

---

Знаете, какой сегодня день?
День танадая куроаки ушитена курокена, конечно же.
И ушикена, но я лошара

В связи с чем предлагаю поговорить о вечном. О любви.

курокен,
пг-13, практически джен, ЕР с детсада
всеобъемлющий романс
кр.пер.: см. название

О любви

О любви

Тецуро точно знает, когда он влюбился в Кенму. В тот самый момент, когда забавный, хоть и снулый, соседский мальчик заполучил игру, которую терпеливо ждал последние несколько месяцев. Тецуро это понял, потому что тот залипал на рекламные странички в Джампе, а однажды даже остановился около афиши в витрине. Догадаться было несложно.

Они тогда играли в сквере, дожидаясь, пока мамы закончат с покупками, и вот те, наконец, вернулись. Кенма ногой отпихнул мяч в сторону Тецуро — хотя до этого никак не соглашался попинать мячик, как ни проси, — вытер ладони о штанины, потом ещё раз, для верности. И наконец забрал у своей мамы коробку, взявшись двумя руками. Под пальцами хрустнул целлофан.

До этого Кенму приходилось вытягивать поиграть в парк или к речке. На этот же раз Тецуро самого затянуло — в мир рыцарей, драконов, говорящих деревьев и живой воды. Кенму и не надо было тащить его за руку, тот говорил, говорил, говорил, — вряд ли он сказал столько слов за все время, как их семья переехала в этот район, — и мир вокруг менялся. Становился интереснее. «Этот мальчик самый классный на свете», — подумал Тецуро тогда.

Это не сложно вспомнить, потому что он влюблялся немножко больше каждый раз, когда Кенма вспыхивал новой идеей. Когда кокон отчуждения между Кенмой и миром истончался, и все те чудесные вселенные, что живут у него под кожей, становились видны на просвет.

Он хотел бы об этом сказать, но не знает, как. Хотел бы спросить, чувствует ли Кенма то же самое, но раз за разом не может правильно сложить слова в предложение. На первых летних каникулах в старшей школе он притаскивает из библиотеки целую стопку сентиментальной литературы и проглатывает мягкие книжки размером с ладонь одну за другой. Лето делится пополам между грохотом мячей на тренировках с новой командой и полоской пыли под кроватью, которую хорошо видно, если развалиться на полу комнаты прямо под вентилятором. Но в книгах нет ответа; там нет никого похожего на них с Кенмой.

Последние теплые деньки в конце октября пахнут суетливой тревожностью. Скверики и детские площадки по дороге от станции к дому забиты людьми. Все тянутся вобрать последние капельки летнего солнца, даже те, кто с июля по сентябрь предпочел бы не выходить из дома вообще. Кенма ждёт его на их обычном перекрёстке; он не стал переодеваться после тренировки, и в предзакатном свете голые руки и ноги кажутся золотистыми.

Кенма щурится и горбится, закрывая от солнца слепнущий экран, и когда Тецуро останавливается рядом — использует его как ширму. Облокачивается, прижимается виском к его груди; и плечи под зеленой тканью формы такие острые, и завтра они опять не увидятся целый день, и ну невозможно же, ну! — и Тецуро тянется поцеловать Кенму в первый раз. Сразу прямо в губы, потому что это единственное, что пришло ему в голову. И Кенма ему отвечает. Потом отстраняется, отвлеченный минорными аккордами из хрипящих динамиков приставки, хмурится, вздыхает. И целует его ещё раз.

***

Кенма не знает, когда влюбился в Куро. Сколько бы ни пытался вспомнить момент, когда прикольный, хоть и шумный, сосед стал необходим - если и не как воздух, то уж как электричество, — так и не смог. Влюбленность — это же когда заикаешься и холодеют руки, а потом все эти письма в конвертах от весенней лимитки Кит-ката, парные брелки и неловкие, выдавливаемые в щель между смущением и отчаянием слова.

Ничего из этого с ним не случилось. Да и с Куро, кажется, тоже. Его руки, направляющие за плечи, всегда были тёплыми, речь ровной, а что до слов любви… С одной стороны, никто из них их так и не сказал.

А с другой:

«Надень панаму».

«Давай я доделаю».

«На, твоя любимая».

«Я подожду, не торопись».

«Нет, мне нисколько не мешает».

«Держи, я захватил тебе зонтик».

«Без тебя будет совсем не то».

А с другой, тысячу раз.

@темы: Аниме, Слэш, Фанфики, Волейболь!!

---

Треть времени, отведённого на написание этого фика, я провела за изучением особенностей цветовых комбинаций. Ещё треть - лицом в стол.

А ещё ему достался коллаж.

спасибо неизвестному

спасибо неизвестному


ушикены
бета  Verdigris
Хейан-АУ, ебля с эвфемизмами
плохая японская поэзия, очень плохая японская поэзия, цитаты и аллюзии на хорошую японскую поэзию и хорошие пародии на японскую поэзию
кр.пер.: в интимных делах Вакатоши был физически силён, а вот эпистолярно – не очень.

Нечаянная ночь

Нечаянная ночь

Тюдзё (Вакатоши), 18 лет
Госпожа Западных Покоев (Цую-но-ката) – внучка Левого Министра, 22 года
Юноша (Кенма) – посыльный в доме на четвёртой линии, 17 лет

Осенним вечером, когда шестнадцатидневная луна была особенно прекрасна, господин Тюдзё остановился у ворот дома на четвёртой линии. Одной даме, с которой он имел знакомство, была по вкусу оживлённость, и как ни предлагал перевезти её в собственный дом, – а того лучше, сделать госпожой Хаги, – но та всё упрямилась. Право же, некоторые женщины…

Сколько ни сетовал он на недальновидность некоторых особ, а был не в том положении, чтобы совсем пренебрегать ею. Дед той дамы занимал должность левого министра и был весьма доволен, находя на старости лет утешение в том, что у внучки была надёжная опора в этом непрочном мире. Господин Тюдзё же скорее тяготился союзом. С молодых лет его мысли занимали служебные заботы и дела ведомства, а также охоты и прочие забавы. Немало вечеров провёл он с друзьями, хотя стоило бы… Уже и люди шептались.

Спешившись наконец, господин Тюдзё подошёл к калитке, ожидая столкнуться там с посыльным, который бы принял от него весточку. Никто его не встретил, но и калитка была не заперта, будто в песне: “Вот он, наш дом...”. “Как можно,” – посетовал про себя господин Тюдзё, – “дом полон молодых женщин, нельзя забывать о безопасности. Ведь кто угодно может пройти к галерее!”. И остался стоять, не сделав и шагу во двор, занимая себя любованием цветами вьюнка, что живописно обвили плетень. Их нежные раструбы словно лучились изнутри, что свидетельствовало о хорошей почве.

Наконец из дома явился посыльный. Шёл он вяло, словно его только растолкали и он был этим сильно недоволен.

– Вроде не стоять пришёл, – вздохнул посыльный себе под нос. Господин Тюдзё был с ним абсолютно согласен.

– Вечерний лик разве сравнится
с образом милым?
Стою в тоске, -
передал он с гонцом. Подглядывавшие из-за занавесей дамы только посмеивались в рукава. Право, на такое послание и отвечать не хочется. Да ещё расписал китайскими символами. Тут и не знаешь, как быть: с одной стороны, негоже молодой женщине демонстрировать излишнюю грамотность, с другой – и ответить невпопад не делает чести. Это же надо, поставить в такое неловкое положение!

– Сосна у ворот моих
уж иссохла,
петли забиты вьюнком, -
со злости ответила госпожа. Когда юноша-посыльный, которого опять пришлось разыскивать, вышел к воротам, теперь уже с фонарём в руке, свет выхватил в ночном мраке фигуру господина Тюдзё. Ах, как хорош он был в носи цветов блекнущей фиалки! Но, опять же... “Редко встретишь человека столь неприспособленного,” – удручённо вздыхали дамы.

Впрочем, неспособность проникнуть в душу вещей мешала господину Тюдзё не только подобрать платье по сезону, но и понять ответ госпожи Западных Покоев. Многое изменчиво в этом мире, но не тот странный ритуал, в который превращался каждый его приезд. Так и в тот вечер. Повздыхав над её посланием, не содержавшим ни слова “да”, ни слова “нет”, он составил следующее. И заметил, что снова остался у ворот один.

Фонарь посыльного мерцал чуть западнее основного дома. Там же обнаружился и он сам: раскладывал цветочные карты и был так погружён в своё занятие, что не хотелось и отрывать. И всё же, уезжать ни с чем было негоже, да и осенние ночи так холодны... Юноша удалился, оставив карты на досках веранды, и господин Тюдзё решил подождать его там же. Вернулся он, впрочем, без ответа, пожав только плечами:

– Госпожа думает.

Его простые слова были гораздо понятнее очередного стиха. О чём господин Тюдзё и сказал, не в его привычках было скрывать свои истинные намерения.

– Чего ж тогда пишете? Да ещё такие плохие.

Юноша был настолько поглощён игрой, что тон его не выражал ни удивления, ни попрёка. Он был очарователен, как каждый, кто полностью отдаётся любимому занятию, как на такого сердиться?

– С обычными намерениями. А что же, совсем плохие?

– Пожалуй, что да, – посыльный поднял на мгновение голову. Лицом он был белее луны, глаза отсвечивали золотом. До чего красиво!

– По мне, так вовсе они не нужны, – открылся господин Тюдзё, – прямее надо быть. Честнее сердцем. Как в ушедшие времена.

– По мне, так тоже, – прозвучало в ответ. – Только лишняя беготня.

Юноша всё выкладывал хитроумные комбинации, а господин Тюдзё наслаждался осенним вечером, любуясь то луной, то нечаянным собеседником. Когда тот склонялся над картами, остриженные – словно он всё ещё носил подобие детской причёски – волосы падали вперёд, трогательно открывая загривок и покрасневшие уже от ночного морозца кончики ушей. В обрамлении обрезанных по плечи чёрных прядей и платья два-на-два цвета, верхнее красное хитатаре которого казалось в темноте совсем багровым, белоснежная шея выглядела такой трогательной, что щемило сердце.

Стоило признать, что здешняя госпожа Западных Покоев никогда не вызывала таких чувств. Да и то, признаться, он никогда не видел её наружности. В дневные визиты беседовали они через ширму, в иных же случаях было совсем темно, да и до того ли, когда причёска – словно облачко?

– Может быть, – решил попытать счастья господин Тюдзё, – войдёте в положение?

Пальцы замерли, оглаживая стебли бамбука на карте. По расчётам юноши, его давно уже должны были позвать из дома – хоть госпожа и не бывала довольна письмами от господина Тюдзё, а никогда не скрывалась от него. И дамы поговаривали, что была тому причина.

Расположившись на досках веранды, с удобством раскинув колени, господин Тюдзё был великолепен; даже жаль, что никто из настоящих ценителей не видел его в тот миг. Белоснежное верхнее платье его носи отражало неверный лунный свет, а исподние рубахи оттенков фиалки подчёркивали силуэт его статной фигуры.

Аккуратно сложив карты в футляр, юноша придвинулся ближе. Распутав завязки хитатаре, господин Тюдзё укрыл их обоих.

И пускай не был он мастером корейской флейты, но в ту ночь у него получалось извлекать волшебные звуки, играя с отвердевшими сосками на плоской груди. “Жадно, будто нищий с жемчужиной...”, и неотвратимо, словно опустившаяся на луну тень. Даже отсутствие жаровен – во флигеле, вдалеке ото всех – не остужало его пыла, и уж точно не от холода подрагивали бёдра юноши, раздвинутые подобно лепесткам лотоса. На впалом животе подсыхали перламутровые улики утолённой страсти.

Длинны осенние ночи. Не раз и не два отразился коралл в зелёной воде. Взлетали освобождённые от рукавов хитатаре руки, словно перелётные птицы, и опускались на бугрящиеся мускулами плечи, не в силах оторваться даже на миг. Да так и остались до восхода, пригревшись между лопаток.

А поутру сад заискрился первым инеем. Сложенные друг на друга одним покрывалом верхние платья – бордовое и белое – смотрелись чудо как хорошо. По сезону.




Я уже не раз писала тут про прекрасную песню "Жёлтый лист осенний" прекрасной группы Колибри. Но не грех и ещё раз процитировать отрывок, уж очень я её люблю:

Жёлтый лист осенний вьётся в небесах...

На всякий случай, Колибри - группа эээ... группа-перфоманс. Стайка театрально-ориентированных муз Питерской рок-тусовки 90х. А песня-сабж - пародия.

Жёлтый лист осенний вьётся в небесах,
О тебе мечтаю я в своих мечтах.
Я все чаще вижу этот странный сон:
Ты со мной танцуешь, ты в меня влюблён.

Жёлтый лист осенний кружит с высоты,
Вот опять разбиты все мои мечты.
Платье не по росту, нету красоты -
На меня такую не посмотришь ты.

Жёлтый лист осенний на земле лежит,
От чего же голос снова так дрожит?
У моей подруги длинная коса,
Полюбил её ты синие глаза.

Жёлтый лист осенний по воде плывёт,
На пути он встретит первый тонкий лёд.
По щеке стекает горькая вода,
Я в тебя влюбилась раз и навсегда.

В общем, получилось забавно.
Изначально когда мы с Хеллой подозревали, что пойдём таки вдвоём драма была самой слабой частью плана. Потому что мы такие, два безнадёжных любителя флаффа, смотрим на друга и во взглядах читается: "Киса, я вас хочу спросить, как художник художника..." Потом подтянулись ещё люди и - ура-ура! - нашёлся доброволец на драму. И принёс драму. Потом Хелла подорвалась и СМОГЛА. И принесла вторую драму. А потом сижу я, смотрю а вот это вот всё... и понимаю, что чего-то мне в этой выкладке не хватает. Два таких крутенных фика, тут обоснуй, там экшен. А душа просит сферической драмы в вакууме, чтобы 2007 и рыдающие эмо, тёплый клетчатый плед и думать о Нём.
Короче, так мы и закрыли самую проблемную выкладку под завязку.

А ещё я, знаете ли, горжусь этим фиком, потому что таки натянула нёх на таймлайн канона Тоже СМОГЛА.


ушикены
бета Verdigris
джен, драма
очень драма
кр.пер.: у Кенмы несчастная любовь и несбывшиеся мечты

Жёлтый лист осенний

Жёлтый лист осенний

Повинуясь наклонам аналогового стика, указатель с треском бегал по строке меню направо, налево. Направо. Играть не хотелось. Стоило представить яркие цвета и бодрые голоса героев, как накатывала гадливость.

Налево. Направо. Налево.

Лучше было вообще выключить телевизор, но тогда появился бы соблазн заменить вес джойстика в руках телефоном. Не стоило.

Направо.

Карасуно выиграли, Шоё был в экстазе, и Кенма был за него и правда рад. А вот за себя – не очень. Всё должно было быть так просто: Шираторизава выигрывает, Кенма отправляет сообщение, ему приходит вежливый ответ, он упоминает, что их команда часто тренируется с Карасуно, потом они ещё немного обсуждают сильные и слабые стороны общих противников, а потом…

В комнате стало совсем темно, после длительного бездействия приставка приглушила яркость. Кенма впустую сглотнул – пересохшее горло саднило. Сколько времени он в очередной раз провёл в идеальном мире?

Иногда казалось, что лучше не мечтать и не строить планы совсем: стоило только представить что-то в деталях, и оно никогда, никогда не сбывалось. В таком случае, можно было перестать досадовать на Карасуно – Ушиджима бы всё равно никогда не подошёл к Кенме. Потому что за последние полтора года тот уже перебрал все возможные варианты, как бы это могло случиться.

Бывало, отключившись от учительского нудения в классе, Кенма представлял, что это будет так же внезапно, как их первая встреча. Когда Кенма просто повернулся и увидел в разноцветной толпе съехавшихся в тренировочный лагерь школьников настоящего паладина. Он до сих пор был, в общем, уверен, что видел за спиной высоченного, статного парня белый рыцарский плащ.

Или будет так же неизбежно, как то, что его паладин – Ушиджима Вакатоши, как выяснилось к тому времени, – встал между Кенмой и группой очередных «крутых ребят».

«Ты в порядке?» – спросил Ушиджима потом. – «Они были из твоей команды?». А Кенма даже пошевелиться не мог, не то что ответить. Он застыл на корточках, прижимая к животу собранные в подол майки бутылки для воды, и только смотрел в самые добрые глаза, какие ему когда-либо встречались. И самые красивые.

Про Ушиджиму Вакатоши нередко писали в волейбольных журналах. Кенма помнил каждую фотографию под статьями и интервью – и хорошие, и не очень, – и ни одна из них не показывала настоящую болотную зелень его глаз.

Кенма сглотнул комок в горле, поднимавшийся всё выше и выше с каждым выдохом и грозивший вылиться злыми слезами. Ну почему он такой рохля? Ведь было столько шансов подойти, познакомиться поближе. Тогда, в первые каникулы в старшей школе, казалось – едва вернувшись домой, они закидывали в сумки новую сменную одежду и снова вереницей протискивались по проходу школьного автобуса; да он за все три года средней школы в стольких лагерях не был. И подающий большие надежды второгодка Ушиджима Вакатоши оказывался в одном с ним лагере не раз и не два.

Но нет.

Кенма всегда подыскивал правильную фразу, когда разговор уже переключался на другую тему. Собирался с духом и открывал рот на мгновение позже, чем нужно, и оставалось только давиться проглоченным воздухом. Всегда. Потому что он неудачник. Потому что он больной на всю голову.

Телевизор самопроизвольно выключился, в комнате стало совсем темно, только время от времени по потолку пробегали полосы света от фар. Каждый раз четыре полоски, одна другой короче. Кенма сидел на полу, обхватив колени и уперевшись затылком в раму кровати, и считал выдохи между проезжавшими машинами. Мысль о том, чтобы встать – расцепить пальцы, выпрямить ноги, занять больше места в пространстве, – казалась неосуществимой. Он смотрел, не мигая, на фиолетовый в темноте потолок и вспоминал солнечное майское утро.

Заблудившись на окраине Сендая, он скинул Куро метку геолокации и сел ждать. Запустил на телефоне игру, не требовавшую ни концентрации, ни умственной деятельности, и тут же погрузился – как затопило с головой, – в грёзы. Академия Шираторизава была не так далеко оттуда, он проверил по карте. По крайней мере, в том же направлении от города. Значит, и Ушиджима бегает примерно в этом районе – Кенма сам слышал, тот как-то в лагере говорил, что выходит на пробежку каждый день. И вот если бы Кенме повезло, его маршрут на сегодня пролегал как раз по этой улице – а что, хорошая улица, движения почти нет, тень от домов, – и Ушиджима бы нашёл его раньше Куроо, он бы точно не оставил его одного. Он ответственный.

Они могли бы сидеть рядом, пока Куроо не появится, прижавшись бёдрами на узком бетонном бордюре. Ушиджима был бы разгорячённый от бега, в облепившей грудь майке.

Они могли бы пойти искать нужный спортзал и потеряться вместе.

Уставившись в потолок, Кенма смотрел кино. Словно в нарезке сочных, красочных кадров они с Ушиджимой шли по улицам славных спальных районов, кормили кота, выбирали напитки в комбини, перекидывались забытым на детской площадке мячом, пересекали равнины и перевалы – паладин и белый маг.

Кенма сморгнул, и майская зелень, порябив на прощание перед глазами, растворилась в сумраке комнаты. Его «нашёл» Шоё. Отличный парень, с ним здорово общаться и всегда интересно играть. Но это было не то, чего Кенма хотел.

Шоё заговаривал с незнакомцами, хвалил без стеснения и всегда с интересом слушал. Шоё бы не выдумывал поводы подойти и поговорить с кем-то. Иногда Кенме казалось, он две трети жизни бы отдал, чтобы уметь вот так – без холодеющих пальцев, без судорожно проталкивающего воздух горла, без водоворота паники в голове, уносящего заготовленные фразы и способность смотреть в глаза.

Когда Шоё с гордостью написал, что в финале префектурных они встретятся на площадке с Шираторизавой, Кенма придумал безотказный план. Не нужно было ни запасных алгоритмов, ни «планов Б». Шираторизава выиграет в матче и попадёт на национальные, Кенма напишет Ушиджиме, поздравит с победой, потом они разговорятся о тактике, а потом… Это было бы началом прекрасной истории.

Всё казалось таким простым. И теперь Кенма чувствовал себя поверженным ещё до начала битвы: посох переломлен, Эскалибур изъеден ржавчиной. Он уже знал, что не соберётся с духом, чтобы попробовать ещё раз.

Шоё говорил, что дважды оказался свидетелем – один раз в самом центе происходящего, а другой раз видел краем глаза – напряжённых сцен между капитанами Шираторизавы и Сейджо. «Воздух так и искрил, вот прямо трррр-пщщщ, вот так!» – писал Шоё, – «они так поглощены друг другом, что всё вокруг будто останавливается. Вот же высокие отношения, ха-ха!»

Некома никогда не играла против Сейджо, не приходилось. Но кто же не знал Ойкаву Тоору. Фотографии Ойкавы Тоору тоже печатали в журналах, несмотря на то, что его команда не занимала высоких мест. Зато у него были фанклубы в других префектурах, королевская осанка, мягкие блестящие завитки волос и вышибающая дух подача.

Пластик противно скрипнул в судорожно сжатых пальцах. Кенма выпустил джойстик из рук, и тот, скатившись по ногам, грохнул об пол. Как финальным аккордом.

Потому что если Ушиджиме Вакатоши нужно было вот это всё, то Кенма и правда проиграл. Ещё до начала игры.

@темы: Аниме, Слэш, Фанфики, Волейболь!!

---

Обещаю, после спама старыми ушикенами, я принесу относительно новых


Начало шв неумолимо приближалось, кейса не было. Автор будущего блокбастера в трёх частях ныл, что у него лапоньки, и то придумывал новые идеи, то передумывал. Я тем временем проводила отпуск, наматывая километры по столице нашей Родины. И вот. Ноябрь. Часов восемь вечера. Где-то... где-то в районе Китай-города идём мы с Венди и высматриваем бар. Звонит телефон. И дальше я минут двадцать обсуждаю, как в Японии проходят официальные приёмы и корпоративы. Венди смотрит понимающе, потому что блядское руфендомное арахисовое масло к счастью, понимающе она смотрела не только на меня, но и по сторонам, так что мимо бара мы тоже не прошли.

В общем, ответственному за кейс корпоратив так и не пригодился, а вот меня зацепило. Идея частично позаимствована в англофендоме Фантастических Тварей, где я читала, кажется, три фика с подобным сюжетом.


горе моё ушикен
бета Verdigris
джен и, обожемой, сюжет убийца - дворецкий
неприятные темы в ассортименте: офисные сплетни, сталкерство в соцсетях, гомофобные шуточки, нарушение тайны личной жизни.
кр.пер.: коллеги Козуме Кенмы поверить не могут, что у их штатного унылого задрота может быть личная жизнь, и потому решают провести маленькое безобидное расследование.

Личная-публичная

Личная-публичная

– Этот? Он высокий.

– Точно нет, этот женат.

– Послушайте, а вот, третий справа, – это не тот шкаф, который на фотках в Лайне был?

Шёпот отскакивал от сгрудившихся вокруг монитора лиц и плотно прижатых друг к другу плеч, гасился плотной тканью пиджаков. Несмотря на оживлённость разговора, до чужих ушей не доносилось ни слова.

– Да не-ет, слишком жирно будет.

– Это же волейболист? Я его лицо где-то в рекламе видел.

– Ага, Уши… Ушикава, что ли. Только, мне кажется, он на «такого» не похож.

– А кто похож-то?

– Ну, вот наш Козуме и похож.

Среди хриплого хихиканья кто-то высказался:

– На задрота он похож, на такого даже пидор не позарится.

– А, слушайте! – одного из сплетников, казалось, осенило. – Фигуристы! Вот там все как один – «эти».

– Точно, точно! Так. Ищем, «японские… фи-гу-рис-ты…»

– Ну, он сказал, высокий, а тут все средненькие.

– Столько блёсток. Козуме бы и на работу приходил весь в блестяшках.

Сплетники замолкли, увлечённые разглядыванием фотографий. Тишину нарушил крик, разнёсшийся эхом по полупустому кабинету:

– Стой! Увеличь вот эту, вот эту!

– Тихо ты!

– Тшш!

– Но вы посмотрите!

Все придвинулись ещё ближе к экрану, силясь разглядеть, куда тыкал пальцем их коллега. Тот указывал на хрупкого молодого человека, неловко обнимающего кого-то в форме японской сборной и явно выше его ростом. Парень стоял к фотографу спиной, но падающие ниже ушей светлые волосы было видно преотлично. Подпись под фото гласила: «Японии досталось олимпийское серебро!»

Спустя ещё полминуты молчания раздалось первое «Ну, нет», подавшее сигнал целому шквалу:

– Да ладно!

– Не верю!

– Наш Козуме – и в тигриных скинни?!

Наконец, один из собравшихся выложил на всеобщее обозрение телефон с открытым поиском и фотографией. Тот же фигурист, тот же тощий блондин с каре, только теперь оба на подиуме, с медалями, цветами, и российским флагом за спиной.

– Отбой тревоги, ребята.

– А, ну, мы так и думали…

* * *

А началось всё месяца три назад. Когда кто-то заметил, что не проявлявший обычно большого рвения к работе Козуме уже который день уходит домой последним. И, ещё не зная, какой поворот событий ждёт весь отдел, спросил:

– Козуме! Чего это вы, решили всю работу переработать?

– Да, – промямлил тот, не отрываясь от монитора, – хочу сделать как можно больше за эти пару дней, чтобы в пятницу уйти вовремя, и в субботу не нужно было приходить.

– Да у вас далеко идущие планы, я так посмотрю.

Коллега Кенмы вовсе не ждал ответа. Он уже прошёл мимо и нашёл на вешалке своё пальто. Но, возможно, офисные духи наколдовали немного социальной магии, или Кенма слишком устал и отозвался на автомате:

– Не то чтобы. Мой любимый человек возвращается из командировки.

Вытаскивая пальто из-под десятка чужих, мужчина удивлённо покачал головой – надо же, Козуме поддержал разговор, чего только в жизни не бывает.

А потом уронил вешалку.

Подождите, он сказал: «любимый человек»?!

На следующий день в обеденный перерыв весь отдел – да что там, весь этаж – гудел как улей пчёл, слетевшийся на разлитый мёд. Слух о том, что у Козуме – их штатного задрота, необщительного и ленивого Козуме – есть личная жизнь, просочился в каждый разговор и прилип даже к тем, кто знать ничего не хотел.

К концу дня самым популярным мнением было, что тот окончательно впал в блаженное состояние хикикомори* и, как у тех водится, выдумал себе «вайфу». Ну, может, не выдумал. Может, компьютерную программу купил.

На следующий день в общем хоре появились нотки сомнений. В конце концов, может и правда встретил в какой-нибудь игре другую такую же тихоню-хикки. Он, конечно, не красавец – вечно сутулится, и покраситься бы не мешало, – но и не уродлив. Голос приятный.

К концу недели начали делать первые ставки, и тогда же послышалось первое робкое предложение:

– Мне кажется, – протянул Такегаока из планового, – мы должны это расследовать.

* * *

– Народ! Народ, я нашёл!

Вокруг ликующего тут же собралась небольшая толпа.

– Мы с этим парнем в универе вместе были, и он у меня остался в Лайне. Только он фото в ленту редко выкладывает, а тут – вот.

На гордо продемонстрированном телефоне и впрямь была открыта чья-то лента новостей. В самом верху висел пост – явно «отчётный» после посиделок с друзьями. Среди незнакомых лиц внимание привлекали давно не крашеные волосы и золотого цвета глаза. Фотографий в посте было много, а компания довольно большой. Вид их краба-отшельника, делающего «виктори» в толпе смеющихся людей, вызывал когнитивный диссонанс.

– Я по альбомам пробежался, – продолжил хозяин телефона, – и Козуме там много. Они, видимо, давно дружат. Но девочек – раз-два и обчёлся, и все разобраны, как мне кажется. Смотрите, – он принялся пролистывать ленту, тыкая пальцем, – вот одна, вот, вот ещё…

– Всё бы вам девочки, а Козуме-то с кем? Один на всех фото?

– Да нет, вон на нём парень какой-то висит, например, тоже в приставку уставился. Рыжий. Но мы же ставили на то, есть у него девушка или нет.

– Мы ставили на «любимого человека»!

– Но вы же не думаете, что…

– Я думаю, что свои три тысячи йен так просто не отдам. Показывайте всех.

Вспыхнувшее было волнение – «Да, да, показывайте!», «Ну что вы, он не…», «Это же личная жизнь!», «Такие выводы поспешны…» – утихло довольно скоро. В конце концов, от обеденного перерыва оставалось не так уж много.

– Вот этот мужик – вот этот, широкий, как шкаф, – часто рядом сидит.

– Сидит и сидит. Козуме всё равно в своей приставке, внимания на него не обращает.

– Но они близко сидят!

– Но не настолько близко!

– И вообще, посмотрите, у него лицо – будто только что из морозильника достали. Хоть бы улыбнулся. Тоже мне, влюблённые.

Широкоплечий внушительный мужчина почти на всех фотографиях смотрел прямо в камеру, да так пронзительно, что мурашки бежали по коже. Словно встречал зрителей лицом к лицу.

Под его серьёзным, прямолинейным взглядом становилось исключительно неловко обсуждать чужую личную жизнь в подробностях.

– Пожалуй, вы правы. Он похож на человека замкнутого, не слишком эмоционального. Как бы они с нашим тихоней вообще договорились до чего-то.

Заключив такой вывод, детективы поневоле переключились на следующую кандидатуру:

– Вот, вот этот длинный с шухером на голове постоянно на Козуме висит.

– И что-то Козуме этому не рад.

– Да у него вообще лицо такое.

– Но они и впрямь очень близки друг с другом.

Вполне возможно, ни сам хозяин фотографий, ни запечатлённые люди никогда не разглядывали их с таким глубоким интересом, как столпившиеся вокруг телефона.

– Вы посмотрите, практически на коленях сидит!

Разгорячённое обсуждение степени близости между сослуживцем и неким улыбчивым дылдой, сходившим за модель, если бы не причёска, оборвалось на тихом:

– Ой.

Телефон отобрали у законного владельца, выкрутили яркость на максимум, и на одной из фотографий стали видны пикантные подробности. В затемнённом углу дивана, куда не добирался свет караоке-машины, – и который явно проглядели, выкладывая фото, – тот самый дылда увлечённо целовался с парнем, и на Козуме тот был похож разве что ростом. Хотя, нет, этот был ещё пониже. Коренастый. Коротко стриженный и слегка рыжеватый.

Оставалось только заключить:

– В общем, этого тоже вычёркиваем.

* * *

Следующая возможность разрешить спор подвернулась сплетникам довольно скоро: Кенма не смог улизнуть от довольного жизнью и завершением стадии проекта начальника отдела и был посажен праздновать вместе со всеми. Именно чтобы избежать этих всеобщих попоек, он обычно старался не засиживаться в кабинете.

Он мог бы давно уже быть дома, в старых мягких джинсах и любимой толстовке, с кружкой кофе и с джойстиком в руках, но, к своему неудовольствию, проводил вечер на лавке без спинки, зажатый между коллегами. Как будто целого рабочего дня на расстоянии полуметра друг от друга не достаточно. Угрюмо уткнувшись носом в пивной бокал, Кенма старался абстрагироваться от гомона разговоров вокруг: ни новости бейсбола, ни первые зубики, ни последние офисные сплетни Кенму ничуть не интересовали.

А зря. Возможно, тогда заметил бы, что соседи по обе стороны чересчур участливо следят, чтобы его бокал не пустел.

Дождавшись, когда Кенма раскраснеется и ослабит галстук, делегированные представители команды офисных детективов перешли в наступление:

– Козуме, а ваш любимый человек опять в отъезде?

– Угу, – ухнул тот в бокал.

– Много командировок, да?

– Только в сезон.

Соседи озадаченно переглянулись.

– В сезон?

Последовавшее пояснение произвело эффект разорвавшейся бомбы:

– Он спортсмен.

Шок, словно ударная волна, прокатился по рядам с обеих сторон длинного стола. Уже разгорячённые алкоголем люди поворачивались друг к другу, то неверяще, то смешливо повторяя «спортсмен?!», «он?!». Кто-то уже передавал под столом деньги.

Сидящая напротив женщина из соседнего, вообще-то, отдела участливо спросила:

– Раз спортсмен, наверное, сильный, да? В хорошей форме.

– Ага, – мечтательно улыбаясь чему-то на дне бокала, промямлил Кенма, – сильный. И очень высокий.

И больше от него ничего не смогли добиться, как ни старались.

Глядя на ссутулившегося на лавке молодого человека с непроходящими синяками под глазами, коллеги вынесли вердикт: «Врёт. Но стоит попытаться ещё раз.»

* * *

– А где Козуме?

Проходивший мимо сотрудник притормозил у пустого стула.

– На совещании с заказчиками, кажется. Замшефа его забрал. Но они где-то здесь, в здании.

– Аа, замшефа… – заместитель технического директора, человек на редкость энергичный для своих лет, был в равной степени известен привычкой всё делать стремительно и взрывным характером. – Тогда понятно.

– Что?

– Он телефон не взял, представляете?

Сидящий через два стола от Кенмы потряс головой:

– Не-а. Без еды Козуме может прожить месяц, без воды – два дня, а без своего айфона – не более трёх минут.

– А может…

Через пару секунд, когда смысл предложения дошёл до окружающих, послышались полные негодования возражения:

– Вы что?! Чужой телефон!

– Это уже чересчур!

– Трогать личные вещи – это как-то…

– Пожалуй, не стоит.

Последним прозвучало:

– Всё равно он наверняка запаролен.

Помявшись у стола, инициатор предложения всё-таки взял айфон в руки. Повертел, перебрал брелоки – с прокола в чехле свисала небольшая гроздь: пара смешных героев с несоразмерными мечами, транспортная карта и серо-стальной дракон в красной майке. У дракона были шикарные усы, длинные и гибкие. И надпись «Ушиджима» на спине. Он был не очень похож на персонажа игр, не то чтобы присутствовавшие в них разбирались.

А телефон был и правда был заблокирован под отпечаток пальца.

Когда айфон занял своё место на столе, атмосфера в кабинете была уже совсем другой. Шутка перестала быть смешной.

* * *

– Вот, – аккуратный ноготь с белым кончиком уткнулся в монитор, – еле нашла на фотографиях. Но вчера по телевизору хорошо показали.

– По телевизору?..

– Ночью по ЭнЭйчКей шла полная трансляция приёма в саду императорского дворца. Ну, для особо отличившихся деятелей культуры, науки, всё такое…

– Ну, да, ежегодный приём. И?

Тёмные прямоугольники фотографий, сопровождавших репортаж на развлекательном портале, были расцвечены золотистыми гирляндами фонарей и бликами перламутра на чёрной ткани. Красивые, торжественно одетые люди пожимали други другу руки, покачивали бокалами и благожелательно улыбались в камеру на фоне филигранно подстриженных кустов.

– И вот!

Это был несомненно их Козуме. Попадался то тут, то там на заднем фоне, сливаясь с элегантной толпой. Привычные его коллегам неопрятные двухцветные волосы были зачёсаны так, чтобы искусно скрыть отросшие корни, да и костюм сидел аккуратно – Козуме выглядел стройным, с узкими бёдрами и атлетично развёрнутыми плечами. А не тощим и ёрзающим в форменном пиджаке, как обычно. На всех фотографиях он стоял с одной и той же группой людей.

– Это же наша волейбольная сборная! – ахнул кто-то.

– Точно! А это… Кто-нибудь, откройте список команды.

Рядом с Кенмой, так близко, что они соприкасались руками, стоял спортивного вида широкоплечий, крепко сложенный мужчина, уже знакомый по смешным и размытым фотографиям из барбекю-баров и караоке в чужом Лайне.

– Это Ушиджима Вакатоши. И правда… высокий.

Кенма едва доставал своему спутнику до плеча, оттеняя его мощь. На одном снимке ладонь Ушиджимы лежала на талии спутника, бережно ограждая его от снующих мимо.

Сплетники возмущённо загудели:

– Прямо в императорском саду, такое… надо же понимать обстановку!

Они были так увлечены подсчётом ставок и разглядыванием фотографий, что не заметили появившегося в кабинете Кенму. Впрочем, тот только заглянул через порог и сразу вышел. Кинул взгляд на часы – до конца обеденного перерыва оставалось ещё минут пятнадцать – и побрёл в сторону торговых автоматов. Не торчать же в коридоре. А уж за свой стол сейчас соваться точно не стоило.

Он с облегчением выдохнул – наконец-то все успокоятся и снова перестанут обращать на него внимание, – покрутил в руках телефон, подёргал за драконий ус. И отправил несколько одинаковых сообщений:

«В офисе догадались. НГ уже прошёл, ГВ ещё не началась, я выиграл. С вас по пять тысяч йен.»

@темы: Аниме, Слэш, Фанфики, Волейболь!!

---

Сходила на ёбский фест, было офигенно.
Спасибо Chiisai Kiseki, что пригласила в команду. Вот такое большое-пребольшое спасибо. В команде прекрасно было всё, начиная с поста приветствия. Хммм... нет, пожалуй, даже с умыслов с приглашениями. Абсолютно точно знаю, что по крайней мере в одном случае переписка выглядела так:
- Здравствуйте, не хотите ли в команду Кенмы?
- Хочу! Только я рыбодебил и у меня лапоньки.
- Идеально. Добро пожаловать.


Кажется, первый раз оказалась в такой флегматичной команде. Вообще никакого давления. Вот ни капелюшечки. В чате случались периоды тишины по несколько дней. Потом всплеск активности, обсосали артик, подрочили, снова тишина. Команда Кенмы, хули все мы немножко Кенмы, каждый из нас по-своему Кенма. Самое удивительное при этом, сколько всего очешуительного все принесли
Ну, и на Кенму в компании дрочилось тоже феерически. Узнала много нового о стейдже. ОМГ, ушикен никогда не будет прежним.

Ачивки хочется унести все и сразу @ ПОТОМУ ЧТО ВСЕ ПРАВДА

А теперь, собственно, чё я сделал-то
Я, честное слово, шла рыбодебилить. Потому что вся мозговая деятельность счс уходит на ПРЕКРАСНЫЙ СКАНДИНАВСКИЙ ПОСТАПОКАЛИПСИС, ВСЕМ ЧИТАТЬ СРО... Простите, увлеклась. Так вот, шла в команду чисто в чате посидеть. Но потом подумала, что надо бы отдать долг любимому котику, напосошок, как говорится.
Ушикенными черновиками тряхнуть не решилась, а они есть! зато вспомнила старую-престарую идею. Села. Пишу. Идею выложила. 200 слов. Бля.
ТО Чаечки спешит на помощь:
- У меня закончилась идея. На 200 словах. А оргминимум 500.
- Долей порно.
- Или природы. Но лучше порно.

Чайка - птица мудрая, хуйни не посоветует. Так и знайте.


Куроо, Кенма, подростковые гормоны
Романс и слово «член»
Верная бета Verdigris
Кр. пер.: курокены в подсолнухах - к беде.

Импрессионизм

Импрессионизм

У Кенмы щёки покрываются розовым, как рисуют в сериалах, и Куроо не может оторвать взгляда.

Румянец всегда становится заметен мгновенно — не скрывает даже завеса волос, падающих на лицо, когда Кенма склоняется над телефоном. Он практически сворачивается вокруг зажатого в ладонях куска стекла и пластика, захлопывается, как ракушка вокруг песчинки, из которой потом вырастет жемчужина.

Кенма уже сияет изнутри. Не вспыхивает, как это обычно бывает, мгновенным всплеском энтузиазма в предчувствии новой игры, чтобы снова погрузиться в мир в своей голове, теперь дополненный элементами новой реальности; а светится ровно. Всё время. Куроо то и дело ловит искорки в золотых глазах. И солнечные блики на колышащихся на бегу прядях, будто Кенма покрасился заново, хотя ничего вроде не изменилось.

Устроившись с ногами на кровати, Куроо смотрит на сидящего на полу Кенму сверху вниз, и в тёплом свете клонящегося к закату солнца обращённая к окну чёрно-золотая макушка напоминает подсолнух. Нарисованный грубыми мазками, словно художник торопился сохранить образ чего-то преходящего.

Куроо гонит прочь невнятное беспокойство, вызванное глупой ассоциацией. В его мире нет ничего более постоянного, чем Кенма; чем наполненные пластиковым клацаньем вечера, шипение сквозь зубы и «смотри, смотри скорее» через неравные промежутки времени, удивительные и всегда неожиданные комментарии, заложенные отворотами суперобложек книги про порталы, и драконов, и исчезающие вещи. Чем тяжесть чужой головы на бедре, когда на часах уже без-четырёх-вставать, и Кенма потерял способность держать голову прямо, но не желание допройти очередное подземелье. Чем тепло у плеча, когда Кенма приваливается к нему на поворотах в транспорте.

Чем ставшие за последние годы новой константой сны.

В них всё в тумане, стоит попытаться присмотреться к ускользающим образам, и они рассыпаются на белёсые капли. В них закинутые под незнакомыми углами ноги и острые колени, и там, где они прижимаются к его бокам, Куроо ожидает увидеть с утра ожоги. Во снах перетянутые тейпом пальцы смыкаются на его члене, и с утра Куроо приходится отводить взгляд; смотреть, как Кенма держится за поручень в поезде — сплошное мучение. Очень приятное, правда. Иногда во снах вместо путающихся обесцвеченных волос между пальцев скользят чёрные, гладкие, какие он помнит. Обычно в таких видениях ничего больше и нет — только длинноватые волосы, обрамляющие лицо, и золотые глаза; так близко, как Куроо никогда и не видел. Так близко, что будь это всё наяву, пришлось бы прижиматься губами.

После таких снов Куроо просыпается, глотая воздух, и, выйдя на пробежку, воровато оглядывается на соседские тёмные окна. Сны наполняют голову туманом, который плещется на бегу, омывая осколки видений, и через пару кварталов они, как стёклышки в морской воде, теряют резкость. Смягчаются острые края.

Иногда туман никак не уходит, разве что оседает в глубине, у основания черепа, и выплёскивается в реальность в течение дня, заставляя Куроо сцепить зубы, потому что ничего такого между ними нет. Пока нет.

Летом солнце садится так быстро, словно его гасят. В комнате совсем стемнело, светятся только монитор на письменном столе да экран в руках у Кенмы. Он время от времени отсылает сообщения, свернувшись вокруг телефона в клубок. Куроо тянется включить свет, но вместо этого протянутая рука словно по собственной воле оглаживает выступающие позвонки, от кромки светлых волос и вниз, по мягкой ткани домашней футболки.

— Куро? — Кенма улыбается. Даже в темноте виден румянец у него на скулах. Щёки подрагивают, так долго он улыбался в экран телефона. — Шоё передаёт привет.



А на следующий день мне стало очень неловко перед Куроо дышу на йоге и думаю, мол, пойду-ка, напишу маленький счастливый курокен, выкладка-то ночером, время есть... На пятой странице дока я поняла, что где-то просчиталась XDDD В общем, я, с одной стороны, вписала в «Сердце, вечность и рога» всё, что хотела, и даже то, что не собиралась, а с другой... подумаю-ка я над этим ещё.

@темы: Слэш, Фанфики, Волейболь!!

---

Угх, надо будет сходить, положить эти два и на АО3 тоже.

У кого есть возможность - идите читайте оригинал, если ещё не. Оригинала раз в двадцать больше! И вкуснее! И разнообразнее!
Обожаю tenshinokorin, люблю его всей душой. И, сказать по чести, дженовый сборник люблю куда больше рейтингового. То, как автор использует канонный и фанатский фольклор, игровые элементы, при чём из других финалок тоже, - детает мне так хорошо, как ни одна нца.

Цикл Running Down a Dream включает в себя почти четыре десятка бесконечно прекрасных дженовых мини, восемь рейтинговых, развёрнутый пересказ концовки игры и новое начало в посмертии. И оно тоже восхитительно и куда юмористичнее, чем могло бы показаться по описанию. В конце концов, как гласит авторский тег, путешествия с друзьями наполняют смыслом и жизнь после смерти тоже.

А в этот конкретный фик я влюбилась на том же месте, что и Игнис в Гладио.

Stealth by tenshinokorin, перевод ji_tera, корректура Verdigris, the Cat Lady
мини, ПВП, НЦ-17
гладнис, переходящий в игнокт
сайз-кинк, лёгкий вуайеризм, драники без картошки.

Украдкой

Украдкой

С точки зрения Игниса, было у Гладио одно неприятное свойство: рядом с ним всё казалось гораздо проще. Легко и просто, словно так и должно быть. Игнис чувствовал, как этот простой подход к вопросу его понемногу развращает, и, того хуже, входит в привычку. Ничуть не помогало и то, что Ноктис спал, как убитое бревно. Промпто тоже. Когда он наконец засыпал, его нельзя было поднять ничем, кроме армейского салюта над ухом (или кружкой кофе перед самым носом). Также проблеме способствовало то, что Гладио бывал на удивление проворным для своих размеров. Внушительных размеров. И в том самом смысле тоже.

Игнис не мог не отдать этому должное, особенно в том положении, в котором находился: снизу, ноги раздвинуты, губа закушена, чтобы не выпустить стоны, которые Гладиолус из него вытрахивал, медленно и обстоятельно натягивая на член, соответствующий в размере остальным частям тела. Гладиолус был преступно хорош в постели — всегда был — и Игнис никогда не мог ему отказать. Не смог и сейчас, посреди ночи, посреди комнаты, где на соседней кровати спали их подопечные. Сказать «нет» было решительно невозможно, особенно после того, как весь предыдущий час Гладио ласкал его под одеялом — ладонями, пальцами, ртом, — заставляя Игниса забыть все аргументы, почему он не должен этого хотеть, — а он хотел, милостивые Астралы, как он хотел, ловил себя на непристойных мыслях в самые неподходящие моменты… Когда Гладио вжал его в койку, накрыв собой, словно лавина, Игнис подавился стоном.

— Тш-ш-ш, — выдохнул Гладио. Дыхание едва всколыхнуло воздух и осело мимолётной прохладой на мокром от пота виске Игниса. В номере было жарко и душно, а им пришлось натянуть на себя одеяло.

— Я, — прошептал Игнис в самое ухо, — знаю.

Ещё бы не знать. Они занимались сексом которую ночь подряд, Игнис не хотел даже знать точную цифру. В гостиницах шорох и шёпот хотя бы терялись за гулом гонявшего воздух вентилятора. В палатке не было и такого прикрытия. Не то чтобы это их останавливало.

— Будет неловко, если кто-то проснётся в такой момент, — рот Гладиолуса оставлял ожоги на коже. Нет, не так, Гладио в принципе был горячим. Но его член внутри — особенно; словно расплавленный металл, залитый в форму. Несмотря на обширную практику, Игнис так и не мог привыкнуть к этому ощущению — за что и возблагодарил Космос, ибо, по его мнению, если тебя больше не впечатляет секс с Гладиолусом Амицития, то жить уже, собственно, незачем.

— Заметь, это не я сейчас разговаривал, — Игнис поёрзал, но никаких результатов это не принесло. Его словно придавило каменной плитой. Напрочь. Надёжно.

— Ты издаёшь звуки.

— Ничего не издаю.

— Дышишь тяжело.

— У тебя между ног — елда мутировавшего бегемота-переростка, как мне, по-твоему, дыш…

Промпто неразборчиво забормотал во сне, Игнис и Гладио замерли, изо всех сил стараясь не дышать вообще — ни тяжело, ни легко, никак. Спустя бесконечное мгновение тишины они рискнули начать движение снова. Игнис чувствовал дрожь напряжения в мышцах по всему телу, и особенно остро — пульсацию в тех, что обхватывали член Гладио. В конце концов Промпто засопел размеренно; тогда Гладио принялся выцеловывать горящую линию поцелуев по плечам Игниса и, убедившись, что всё в порядке, качнул бёдрами, вытаскивая и вгоняя член одним плавным движением, и ещё раз, и ещё, пока не нашёл ритм, который в конечном итоге грозил свести с ума обоих.

Не то чтобы Игнис не хотел шумного и бурного секса. Но чего он там себе хотел, редко играло роль в его жизни. И вряд ли когда-либо будет. Королевскому Щиту вообще не пристало прыгать в койку с личным советником, а уж не соблюдать при этом тишину было бы совсем непристойно. Привитые Игнису нормы поведения зиждились на осмотрительности и всевозможных регламентах. И ни один из них не предусматривал возможности умолять Гладио выебать его, как шлюху, чтобы живого места не осталось. Если уж подобных мероприятий было не избежать, всё должно было быть чётко распланировано, поставлено в расписание между уроками фехтования с Ноктом и послеобеденным рабочим совещанием Совета, с предварительным оповещением обеих сторон о недопустимости превышения отведённого времени. А никак не поддавшись капризу, на скрипучей гостиничной кровати, где-то в Клейне. Впрочем, может быть, всё ещё в Даскае. Игнис был не в силах собраться с мыслями достаточно, чтобы вспомнить, — да и не собирался.

Единственное, на что его хватало в этот момент — крепко цепляться за плечи Гладио, пока тот подводил их обоих к неизбежной финишной черте; они оказывались за ней по нескольку раз за ночь и каждый раз находили второе дыхание. Каждый раз, как первый. Уже много лет Игнис пытался вымарать тот самый первый раз из своей биографии, как глупую ошибку юности. Вычеркнуть самого Гладио, как ошибку.

А чем ещё тот мог быть? Тогда Игнис считал Гладиолуса тупым качком из рода тупых качков, которые были и будут нужны королям, чтобы отгонять особо буйных. Ярлык он повесил не от жестокости, так было просто практичнее. У Гладио было предназначение, так же как у него самого, и их предназначения никак не соотносились с личной жизнью. Сталкиваясь с Игнисом в коридорах или в тренировочном центре, Гладиолус соблюдал приличия; а тот факт, что у него потрясающий зад, не имел отношения ровным счётом ни к чему. По крайней мере, так Игнис говорил себе. Часто, по несколько раз на дню, и иногда по утрам, задерживаясь под одеялом на пять минут дольше, чем позволял его распорядок дня.

Впервые они сказали друг другу больше двадцати слов, только чтобы начать спорить. О Нокте, конечно. О его тренировках, и об обязанностях, и об обучении владению мечом, которое, безусловно, важно, но есть и множество других немаловажных вещей, и что мордоворот из Дома Амицития вообще понимает в воспитании особ королевской крови? Гладио поставил его на место цитатой из монолога Второго Предателя из третьего акта «Одина, короля Барона» за авторством Лорда Эйвона:

Словами сладкими тебе не выиграть войны
И узурпатор не падёт от песенной строфы,
Огнём, мечом и кровью тех, кто встанет поперёк
Проложишь путь себе, а там историк пусть соврёт;

и Игнис понял, что пропал.

Пятнадцати минут не прошло, как они оказались в подсобке с тренировочным оружием, между грудами измочаленных деревянных мечей и разбитых щитов, глуша тяжёлое дыхание на чужой коже и надеясь только на то, что Ноктис опоздает на тренировку.

Потому что Ноктис превыше всего и всегда будет стоять между ними. Их принц и будущий король. Их жизни принадлежат ему. И потому Игнис посчитал нужным положить конец отношениям ещё до первой годовщины. На прощание он так и сказал Гладиолусу: «Это была ошибка». Очень приятная. Он пообещал вспоминать о ней с удовольствием. Гладио всё понял и принял, потому что вовсе не соответствовал давнему заблуждению Игниса и не был глуп. Их обязательства по отношению к Ноктису были куда важнее интрижки, как бы отчаянно она ни пыталась развиться в нечто большее. Отсекать чувства было привычно, что они и сделали по обоюдному согласию. Остались друзьями. Обсуждали успехи Ноктиса. Пили вместе кофе дважды в неделю. Притворялись, что испытывают по отношению друг к другу только симпатию.

А потом началось их путешествие, вокруг разразилась война, и тонкости этикета, казалось, перешли в разряд излишеств. Всё было так, как говорил Второй Предатель Одина в своём монологе. Огонь, меч и кровь стали повесткой дня, а по ночам, ложась спиной к спине рядом с Гладиолусом, Игнис чувствовал, как его решимость тает. Он мог заранее сказать, что не выдержит, не продержится, потому что теперь его хватало только на то, чтобы абстрагироваться от мыслей о доме и спасении. Настал день, и он занялся с Гладиолусом сексом прямо на стиральной машинке в прачечной самообслуживания при заправке. И никак не мог заставить себя пожалеть об этом.

И до сих пор не мог.

— Игнис.

Гладио был уже на грани и теперь производил слишком много шума. И они оба это понимали. Так беспечно с их стороны, но какая восхитительная беспечность. Теоретически, их спутники и так всё знали, Игнис и Гладио давно перестали таиться, заигрывая друг с другом. Так разве это будет такой уж катастрофой… Что плохого, если Нокт и Промпто, которые не так давно сами перешли к плотским утехам, увидят всё на практике?

«Что же ты, а ведь так вдохновенно читал лекцию о зрелом отношении к сексу и взаимной честности, — отчитал Игнис сам себя. Лицо горело. — И не упомянул, что сам бы умер на месте, если бы они застали вас за… Если бы Нокт тебя увидел…» — это была ужасная мысль. Ужасная, грязная, раскрепощающая, кружащая голову. И именно с ней Игнис кончил — бесконтрольно и без предупреждения, как мальчишка, обжимавшийся с Гладио в той самой подсобке много лет тому назад.

Он хотел, чтобы Ноктис увидел.

«Посмотри, я вовсе не холоден и не жесток, я — не оболочка, сформированная ради служения своему предназначению, точно так же, как ты сам. Увидев меня таким, ты бы понял? Ты бы захотел?.». — это было слишком. Игнис внутренне сжался, не в силах закончить мысль, и Гладио сцепил зубы, давя стон. Он уткнулся лицом в шею Игниса, замедляя движения, пока сотрясавшие их обоих волны не стихли совсем.

Игнис высвободил ноющие от напряжения пальцы из волос Гладио, отвернулся, чтобы глотнуть воздуха, и открыл глаза. Ему показалось, что все атомы вселенной замерли. В мире воцарилась звенящая тишина.

Нокт не спал. В грязных отсветах неоновой вывески гостиницы можно было разглядеть следы зубов на его костяшках, и неудобное положение руки, заткнутой между ног, и расширенные от изумления глаза, подёрнутые сытой усталостью. Неизвестно, как давно он за ними наблюдал, но, судя по всему, — по затруднённому дыханию и румянцу на щеках — увидел достаточно.

Стоило это осознать, и Игниса словно ударили под дых. Он ахнул — в тишине сонного номера вдох мог сравниться по громкости со всхлипом — и в тот же момент Ноктис сделал то же самое. На лице Ноктиса отразилось понимание, что его поймали; хотя, по правде говоря, каждый из них подловил другого.

Игнис поднёс палец к губам, Ноктис тяжело сглотнул и спрятал в подушке вроде как покаянную улыбку. Ни капли раскаяния, на самом деле. К тому моменту, когда Гладио отдышался и поднял голову, он снова изображал сон.

— Ты весь посёлок перебудить собрался? — выдохнул Гладиолус, ероша волосы Игниса поцелуями.

— Душа моя, ты сам и мёртвого поднимешь, — прошептал Игнис в ответ и притянул его к себе. Они продолжали целоваться, пока не уснули.

***

— Доброе утро! — прочирикал Промпто, приземлившись на выцветший пластиковый стул забегаловки, и подвинулся ближе к зевающему Нокту. — Игги, ты эти драники не будешь?

— Нет, — Игнис подвинул свою тарелку ближе к Промпто, — и тебе не советую, если хочешь жить долго и счастливо. Едва подрумяненное месиво из жира, жира, и ещё жира. Полкило сыра с луком во фритюре, над которыми игриво шепнули «и картофель», прежде чем вывалить на тарелку, — брезгливо фыркнул он.

— А мне норм, — ответил Промпто, набивая рот. — Нокт, будешь?

— Хочу яичницу, — заявил тот. Он долго разглядывал заляпанное меню, но глаза то и дело съезжали с фальшиво аппетитных фотографий. Прикрываясь заламинированым листом, он ловил взгляд Игниса, отстраненный, словно предупреждающий: «Вот только попробуй что-нибудь сказать».

— Хорошо спалось этой ночью? — спросил Ноктис, изучая пироги на обороте меню.

— Уж не так сладко, как тебе. Ты переспал нас всех, — ответил Гладио. Игнис сосредоточился на пересыпании содержимого пакетика с сахаром в чашку, медленно-медленно.

Ноктис выждал момент, и только когда Игнис наконец отхлебнул кофе, продолжил разговор:

— Ещё нет, — он мило улыбнулся, как подобает монарху, которого вовсе не пинает под столом собственный советник. Игнис, в свою очередь, отпил кофе с такой безмятежностью, словно он бы никогда. А тем более дважды. Ровно в одно и то же место. После второго пинка Ноктис немного спал с лица — туфли у Игниса были остроносые.

— Надежда, — сказал Игнис, — умирает последней.

Прежде чем позвать официантку, чтобы заказать Нокту завтрак, он позволил себе пару мгновений полюбоваться румянцем, залившим лицо его короля.



Lucky by tenshinokorin, перевод ji_tera, корректура Verdigris, The Cat Lady
мини, ПВП, НЦ-17, четверничок
все трахают Промпто (одновременно), немного шустрого игнокта, секс в состоянии алкогольного опьянения, сайз-кинк, вуайеризм, двойное проникновение.

Повезло

Повезло

Если задуматься, вполне возможно, Промпто Аргентум систематически откусывал больше, чем мог прожевать. Он, конечно, прикладывал все возможные и невозможные усилия, чтобы справиться с тем, что в результате оказывалось у него во рту: прожевать, обсосать, облизать — по возможности; но на этот раз ему, кажется, всё-таки предстояло подавиться. Возможно, прежде чем похваляться, стоило здраво оценить собственный — весьма скромный — опыт. Возможно, стоило учесть, что все присутствующие запросто велись «на слабо». Или хотя бы притормозить на мгновение и вспомнить, что громкие слова требуют широких жестов. (И к слову о ширине в частности и размерах в принципе, Промпто стоило бы сообразить, что Гладио — это кинг-сайз. Всегда. Во всех смыслах. И особенно в этом самом.)

Но нет. Промпто всегда знал, что однажды договорится до больших неприятностей (бесчисленное множество взрослых и старших по положению его предупреждали). И вот, наконец, он ввязался в эти самые неприятности — самые крупные в его жизни! — без малейшего понятия, выберется ли из них живьём. И это было потрясающе. Промпто наслаждался каждой секундой.

По правде говоря, он тогда был немного нетрезв. Что уж там, он всё ещё не протрезвел; хотя сложно сказать, что кружило ему голову и разгоняло кровь на данный момент — алкоголь или иные, куда более волнующие обстоятельства. В любом случае, он был тогда пьян, и все остальные тоже. Цены в «Жемчужине» были заоблачные, но и наливали там не скупясь. Коктейли оказались коварны: что Промпто, что остальные едва держались на ногах и шли зигзагами, возвращаясь в арендованный на ночь фургончик на берегу.

На пляже было феерически красиво. На волнах сверкала лунная дорожка. Под водой люминесцировали морские страшилища. Звёзды, фонарики, игра света и теней на пене прибоя. Зябкий солёный воздух. Его изумительно красивые друзья.

А что такого, ведь правда — они все были очень красивые; и Промпто выпил достаточно, чтобы им об этом сказать. Ну и сказал, прямо в баре. И потом, когда лунный свет хитро запутался в волосах Нокта. И когда остановились посмотреть на фосфоресцирующую рыбину, и её сияние подсветило лица. У Промпто дыхание перехватило от такого восхитительного зрелища. Его изумительно красивые друзья на изумительно красивом пляже. Невыносимо хотелось схватить фотоаппарат и щёлкать, щёлкать…

— Парни, можно я вам скажу, что вы очень красивые? Потому что вы пиздец красивые. Нет, я не слишком много выпил. Что джин? А, коктейли были на джине. Ну, может быть, я не очень трезвый. Нет привычки к джину просто. Но это же так и есть! Честно!

После того количества «Закатов в Галдине», что выпил Промпто, быть честным вообще несложно.

Промпто заявил, что нет места романтичнее, чем этот пляж ночью, и остальные просто не могли сдержаться:

— Такая ночь, и ты проводишь её с нами, — констатировал Гладиолус, как будто это было что-то плохое.

— Со всеми тремя, — подколол Ноктис. Он, несомненно, намеревался пошутить, но прозвучало это, скорее, как предложение.

— Как же тебе… повезло, — Игнис, будучи Игнисом, оперировал сарказмом столь тонким, что невозможно было сказать, шутит он или нет. Что, впрочем, было неважно — всё равно правда. Промпто ебически повезло, он и сам был с этим абсолютно согласен.

И тем не менее лучше бы он молчал. Или хотя бы подумал головой, прежде чем открывать рот. Но где там. Всё вокруг такое красивое! Парни такие красивые!

Немало джина было в тех коктейлях.

— О да! Мне повезло! — Промпто взял направление на дверцу фургончика, упал на неё и попытался нащупать ручку. — Вы, сучки, такие охуенные, я бы вас всех обслужил прямо здесь и сейчас.

Наступила тревожная тишина. Все многозначительно помолчали. Переглянулись. Кивнули друг другу. И спустя мгновение они все оказались утрамбованы в фургончик, дверь заперта на щеколду, а Промпто обнаружил, что снова взял в рот больше, чем сможет… В общем, у него оказался забот полон рот, и текущей «заботой» был Гладио.

Просто удивительно, как быстро можно очутиться раздетым догола, если тебе помогают в шесть рук. Промпто едва сообразил, что происходит, как они все четверо оказались в спальне, а их одежда преимущественно осталась за дверью. Потерявшись в ласках, чужих руках и поцелуях, Промпто даже не успел застесняться. Или задуматься, что из всего этого выйдет.

Речь шла, скорее, о том, что куда войдёт. То есть кто в него войдёт, в какой позе и в каком порядке. Даже двое могут запутаться, совершая манёвры на широкой постели, а их здесь четверо на кровати шириной с заднее сидение автомобиля. К счастью, у них был Игнис, который числился королевским стратегом не за красивые глаза, а также обладал глубокими познаниями в прикладной анатомии, целеустремлённостью и массой развратных идей.

Вот так Промпто и оказался в недвусмысленном положении — на кровати, Ноктис под ним, Игнис сзади, Гладио спереди, честь и гордость на кону. Промпто сказал, что сможет, и он сможет. Ничего сложного. Правда, только на словах…

На практике выяснилось, что расслабиться, когда в тебя входят два члена сразу — совсем не просто. И Игнис, и Ноктис обладали немалыми достоинствами, каждый из них мог бы занять почётное место внутри Промпто и полностью удовлетворить все его желания. Оба сразу были непереносимой роскошью. Оба плюс член Гладио во рту — было уже не смешно. Промпто бы не смог посмеяться в любом случае — теперь его репертуар включал только стоны и влажные звуки, сопровождавшие попытки пропустить Гладио поглубже в горло и не забыть при этом насаживаться на члены Игниса и Ноктиса.

— Хочешь всё и сразу, да? — судя по голосу, Игнис забыл, как дышать, и Промпто его прекрасно понимал.

Честь войти первым предоставили Ноктису (сообразно титулу), так что поначалу это был обычный секс, разве что при свидетелях. Потом к процессу подключились пальцы Игниса. Предвестники большего. Покрытые смазкой, они легко двигались вдоль члена Ноктиса, оглаживая его внутри тела Промпто и снаружи, и иногда отклонялись от курса, заставляя Ноктиса дрожать и ловить воздух ртом.

Учитывая широко распахнутые глаза Ноктиса и то, как он двигал бёдрами, Промпто вполне догадывался, куда Игнис засунул пальцы другой руки. Он никогда не спрашивал, было ли у них что-то, но подозревал, что, скорее, нет, и теперь получил этому подтверждение. Всё, что он хотел узнать, было написано на лице у Ноктиса, когда Игнис воспользовался тем, что уже находился между его раздвинутых ног, и присунул ему; несколько раз толкнулся внутри своего короля — на пробу, недостаточно глубоко, недостаточно сильно, чтобы потерять контроль над собой. Всего пара мгновений — но Ноктису и Промпто вполне хватило, чтобы возбудиться ещё сильнее и затаить надежду на продолжение как-нибудь в другой раз. Этой ночью на повестке была похвальба Промпто. Согласно плану, Игнис наконец пристроился и вошёл одним медленным толчком. Промпто распирало изнутри, он был заполнен до предела, руки тряслись, лёгкие отказывались принимать воздух. Казалось, он сейчас потеряет сознание.

Нокт был в таком же состоянии. Почувствовать в себе член Игниса — пусть и всего на пару секунд — было уже достаточно, чтобы перевернуть его мир с ног на голову. Теперь же его накрыло пониманием, что они оба внутри Промпто, он чувствовал, как член Игниса притирается к его собственному по всей длине; на глазах выступили слёзы.

— Астралы, — выдохнул Ноктис и вцепился в Промпто так, будто это Промпто его трахал, а не наоборот. — Игнис. Промпто…

— Ну что, проверим, только болтать ты горазд, или этому рту есть и другие применения? — одной рукой Гладиолус удерживал лицо Промпто, в другой держал собственный массивный член. По правде говоря, все присутствующие в первую очередь хотели бы посмотреть на них вдвоём, но Гладио был хорошо осведомлён о собственных размерах и действовал не торопясь. Нежно, осторожно. Он долго дразнил, поглаживая язык большим пальцем и время от времени проводя головкой по губам. Промпто высовывал язык, намекая, что вполне готов, но Гладиолус не поддавался. Он подождал, пока Игнис и Ноктис не принялись вдалбливаться в Промпто в полную силу, и только тогда погрузил свой член в открытый рот, и то неглубоко, толкаясь едва-едва — явно недостаточно, чтобы получить свою долю удовольствия. Промпто подался вперёд в попытке заглотить поглубже (он хотел показать, что может, хотел, чтобы Гладио спустил прямо ему в горло, хотел прочувствовать вес налитого члена на языке, и как челюсти сводит от напряжения), но Игнис и Нокт были уже на грани, и Гладио хотел посмотреть, не отвлекаясь.

В такой позе Промпто уже не мог толком рассмотреть выражение лица Ноктиса, но позади него Игнис издавал звуки, каких Промпто никогда раньше не слышал, и вдвоём они трахали его так, что фургончик раскачивался на изношенных рессорах. А потом Игнис произнёс его имя, словно молитву, словно это последнее, что он мог, и Промпто почувствовал, что сейчас…

— Нет, ещё нет, — выдохнул Игнис ему в плечо и сжал основание члена и мошонки Промпто кольцом из большого и указательного пальцев, чтобы тот не кончил на живот Ноктиса в тот же момент. Оставалось только бессильно пыхтеть и ёрзать, пока два члена вколачивались в его зад, снова и снова, с идеальной координацией, отточенной совместными атаками. Они разминали его изнутри, и Промпто только подмахивал, подбадриваемый тихим шёпотом Игниса:

— Вот так, молодец. Такой хороший, такой красивый мальчик. Покажи, как тебе нравится, когда тебя трахает королевский член, я знаю, что это не в первый раз. Давай, тебе же хочется поглубже, да, вот так, давай…

Это была пытка. Невыносимо приятная, но всё же пытка, потому что пальцы Игниса помешали ему получить разрядку, в то время как Ноктис кончил, и Игнис следом, а Гладио за ними наблюдал. Когда они вытащили, Промпто поёжился от ощущения пустоты внутри. Но это было ненадолго.

Теперь стало понятно, откуда Гладио черпал терпение. Развернув Промпто и притянув спиной к груди, так, что его зад оказался прижат вплотную к здоровенному члену, он прорычал:

— Теперь моя очередь.

Пока Гладио покрывал поцелуями шею Промпто, от плеча к виску, тот разглядывал развалившихся на кровати Игниса и Нокта. Они всё ещё ласкали друг друга, тяжело дыша. Глаза были почти чёрными, зрачки расширены от удовольствия.

«Они собрались смотреть, » — понял Промпто, и эта мысль волной прокатилась по всему телу одновременно с тем, как Гладио провёл ладонью по его груди, животу и ниже, к завиткам светлых волос в паху. Покачал его член в руке, демонстрируя остальным. «Они собрались смотреть, как он меня выебет».

Джин уже выветрился из его головы, но теперь ему на смену пришли эндорфины, так что в мыслях ничуть не прояснилось. Ноктис жадно наблюдал за представлением, поглаживая свой вот только опавший член. По опыту Промпто знал, что скоро у него встанет снова.

— Удачи, Промпто, — пожелал Игнис, отводя волосы с лица. Без очков (без ничего, в общем-то) он выглядел на свой возраст, всего на пару лет постарше Промпто и ничуть не больше. Обращённая к Промпто улыбка была удовлетворённой, немного усталой и очень многообещающей. — У него больше нас обоих вместе.

— Как ты, Игнис, и сказал, — Промпто прикрыл глаза, когда Гладиолус принялся растягивать его пальцами, смазки он не пожалел, налил столько, что капли сбегали по бёдрам; Промпто чувствовал себя распоследней блядью, и это было прекрасно. — Мне повезло.

— Или это особый сорт везения, — отметил Гладиолус, пристраивая головку члена ко входу, — или быть чересчур хорошеньким вредно.

Ноктис закусил губу, взял руки Игниса в свои и заставил его обнять себя со спины, чтобы тот мог ласкать его между ног.

— И то, и то. Давай, Гладио. Он готов. Промпто ахнул, его била дрожь. Он не был готов и не был уверен, что когда-нибудь вообще будет. Стоило признаться в этом прямо сейчас, пока не…

— Тише, тише, — выдохнул Гладио на ухо. Едва слышно, только для Промпто. — Всё будет медленно и аккуратно, хорошо?

Единственным, что он смог сказать в ответ, было имя Гладио. Оно смешалось со стоном, разбилось на отдельные звуки, когда тот вошёл. Астралы, это слишком, он не выдержит, это невозможно, о боги, но Ноктис смотрит, и Игнис смотрит, как вообще можно отрастить такой гигантский член, ох, Шестеро, почти всё, он уже внутри, толкается, толкается глубже, ох, ох, я… я не… я сейчас…

— Нокт.

Игнису не пришлось говорить больше ничего, король Люциса подался вперёд, опираясь на угвазданный матрас, и взял член Промпто в рот.

— Вот так, — медленно засадив на всю длину и дав Промпто привыкнуть, Гладиолус больше не сдерживался. Он размашисто двигал бёдрами, и инерция его толчков пропихивала член Промпто глубже в горло Ноктиса. — Давно хотел трахнуть твою узенькую попку. Так и знал, что этот зад идеально натягивается на член.

На словах Гладиолус был полон самодовольства и пренебрежения, как обычно, но теперь Промпто знал, что он может сдерживаться, сколько потребуется, что его руки могут быть нежными и осторожными. Что его показная грубость — только игра.

— Гладио, — выдохнул Промпто. Имя кружило голову и будоражило. Игнис подобрался ближе и поцеловал, лаская открытый рот. Так удивительно мягко. Мягкие губы, мягкий горячий язык во рту. Член Гладио в заднем проходе. Его собственный член раз за разом погружался в рот Ноктиса, который отсасывал ему и при этом ласкал себя. Гладио и Игнис играли с его сосками, уже затвердевшими под их ласками, и сам Промпто парил в облаке удовольствия. Где-то за тонкими стенками фургончика размеренно бились волны, отлив сменялся приливом, и Гладио двигался в нём в том же ритме, понемногу меняя угол, пока каждый толчок не стал рассыпаться фейерверками перед закрытыми глазами Промпто. Уже на грани. Его подводили всё ближе и ближе. Он кончит, чтобы они знали, как ему хорошо.

— Давай, Промпто, — подсказал Гладио. Он трахал Промпто на весу, и единственными точками опоры были его ладони у Промпто под бёдрами и член, на который он его насаживал. — Давай, малыш, покажи нам.

Да. Конечно, да. Вселенная сошлась клином на одной точке, на его ощущениях, на его друзьях. Всё для них.

И с этой мыслью Промпто кончил. Игнис выпил его стоны, а Ноктис проглотил его сперму, пока сам он качался на волнах оргазма, накрывавших его одна за другой, как при шторме. Гладио кончил одновременно с ним, долго, обильно и так глубоко, и Промпто сделал это! Он переспал со всеми тремя, он продержался и кончил вместе с ними. Как же ему повезло!

Он самый счастливый парень в Эосе.

А на следующее утро всё ныло, болело и голова раскалывалась с похмелья.

Утреннее солнце неласково пробиралось сквозь гнутые жалюзи. Промпто мысленно приготовился к очередному официальному заявлению от Игниса, которое определит случившееся в разряд вещей Которых Не Было, но его не последовало. Они вылезли из кровати — двуспальной максимум — помятые, покрытые липкими разводами и уже на час отбившиеся от графика. Вместо разговора, который обесценит прошлую ночь и отправит её в те же глубины памяти, где обитали галлюциногенные грибочки и номера для молодожёнов в придорожной гостинице, Промпто досталось три утренних поцелуя (и одно утреннее облапывание от Гладио), а потом Нокт заявил, что по праву избранника богов и престолонаследника он займёт душ первым.

Прошлой ночью, засыпая, Промпто был абсолютно уверен, что такое счастье долго не продлится, и нужно просто наслаждаться моментом. Наслаждаться тем, как Игнис играл с его волосами и называл хорошеньким; тем, как Гладио свернулся вокруг него, словно сторожил сокровище; тем, как Ноктис и Игнис целовались — взасос, медленно, сыто лаская друг друга губами и языками — добрых десять минут, и лицо Игниса было пунцовое, как у трепетной девы.

Не верилось, что это чувство не растает при свете дня. Ведь обычно все их приключения на пьяные головы оказывались «забыты» до следующего раза, когда алкоголь вступал в игру.

Но на этот раз всё было по-другому. Может, потому что раньше они не заходили так далеко? Или сколько уже можно отрицать очевидное? Игнис поднялся с постели с недовольным стоном, сцапал майку Гладио, натянул её на себя (едва-едва прикрыв зад, выглядело очень соблазнительно) и отправился варить кофе. Гладио чмокнул Промпто за ухом.

— О чём задумался? — его усмешка прокатилась по коже щекоткой. — Я тебе ничего не повредил вчера?

— Эм… — Промпто встал, оглядываясь в поисках одежды, — разве что вынес мозг. Со смехом Гладио притянул его в объятия.

— Ты мне тоже, мелочь, ты мне тоже. Жалеешь?

Промпто задумался. В душевой Ноктис ругался на едва тёплую воду и отсутствие напора, Игнис колдовал над плитой, наполняя фургончик ароматом кофе.

— Нет, не жалею, — довольно вздохнув, Промпто запустил руки в гриву Гладиолуса. — Мне так повезло!

— Нам всем, — ответил Гладио, а потом они успели сделать друг друга ещё немного счастливее, пока ждали кофе.

@темы: Слэш, Фанфики, FF, FF XV

---

В одном счастливм детстве я проводила очнь много времени на даче, на чердаке, куда сгружалось всё "хорошее, но ненужное". Старая мебель, игрушки, распоротые пальто, лысые ковры, подшивки стремительно желтеющих журналов, книги, доставшиеся "внагрузку". Это теперь я знаю, что такое "внагрузку" и почему они сгружались туда. А тогда - сидела и читала. Всё подряд. Крестьянку, Юность, Науку и Технику, Крокодил, нкдные и однообразные "приключения" трудолюбивых инженеров и работников села. И много, много книг о Ленине: "Ленин и Печник", "Ленин и Жар-Птица", "Ленин в Шушенском"... Некоторое количество книг о прочих вождях тоже нашлось. Учитывая, что росла я в самую перестройку и почти наизусть знала (хоть и не понимала) несколько сборников политических анекдотов - воспринимались эти книги о сверженных идолах очень странно.

Уже в сознательном возрасте, среди первых впечатлений от Стамбула одно выделяется очень резко. Оно окрашено красным и чёрным - алые флаги на ночном проспекте и орущая толпа. И Угур, не обладающий и каплей патриотизма (серьёзно, ни что так не портит ему настроение в отпуске, как турецкая речь за завтраком или в лифте), скандирует что-то про "Мы - солдаты Ататюрка!" Сейчас в соседнем доме, в семейном ресторанчике висит двухметровая репродукция фотографии с бракосочетания Ататюрка. У крыльца частного детсада стоит бронзовый бюст в натуральную величину. Летом на оголённых руках и плечах будут постоянно попадаться вытатуированные образцы подписи всё того же отца народов Ататюрка. А культа личности тут нет, что вы.

Если бы не зфб, я бы не почесалась написать этот фик, хотя вообще-то много думала над вопросом в общем. Какой образ Ноктиса дошёл до потомков? Сделали ли из него идола? Сделали ли из него козла отпущения? Не к лучшему ли было то, что ему такк и не пришлось занимать с таким трудом отвоёванный трон? Чтобы спасти - нужен герой. Чтобы поднять с колен - идеолог. Но ни тот, ни другой в общем-то не годятся... ой, ладно, что-то я разговорилась, счс в догоню в объёме фик.



ji_tera, корректура Verdigris
мини, PG, повседневность; прямо-таки обыденность.
едва заметный слеш мелькает в обсуждении
Ноктис Люцис Кэлум и боевые товарищи, безымянный ОС среднего школьного возраста
учитывается альтернативная концовка Эпизода Игнис. В эпиграфе отрывок из стихотворения С. Михалкова «В музее В.И. Ленина».

Хорошая жизнь

Хорошая жизнь

Из зала в зал переходя,
Здесь движется народ.
Вся жизнь великого вождя
Передо мной встаёт.

Я вижу дом, где Ленин рос,
И тот похвальный лист,
Что из гимназии принёс
Ульянов — гимназист.

Абсолютно белое поле ввода выглядело удручающе. Мысль о том, что осталось написать ещё восемьсот слов — собственно, все требуемые восемьсот слов, — нагоняла тоску. Обратный отсчёт в углу вкладки с домашкой уже светился красным — срок сдачи поджимал. Так, надо сосредоточиться.

Интересно, когда Король Королей был маленьким, он мучился с домашкой? Конечно нет, за королей-то её слуги делали. Наверное. И вообще, на войну с Империей, Тёмное Время и Новое Время отводится целый отдельный учебник! Для него история, считай, была на треть короче.

С разложенных на столе — для вдохновения — буклетов смотрел привычный портрет; такой и в школе висит, и у дяди в офисе. Опираясь одной рукой на перила террасы Цитадели, Король Королей стоял вполоборота, словно только что оглядывал Инсомнию, потом отвлёкся и повернулся к зрителю. Синие глаза такие яркие, что сразу ясно — фотографию здорово отредактировали. Между бровями глубокие складки, да и в целом вид сосредоточенный, почти встревоженный. Как им в школе всегда говорили: «Король переживает за будущее родной страны».

***

— Ва-ау, Нокт, смотри, как клёво получилось!

Промпто едва не заехал фотоаппаратом прямо по носу, так что Ноктису пришлось перехватить его руку и удерживать на безопасном расстоянии. Он сощурился ещё сильнее, вглядываясь в почти слепой на ярком солнце экран.

— Ну нет! — вынес он вердикт. — У меня тут морщины во весь лоб. Как будто сорок пять, а не тридцать пять!

— Зато смотри, какие глаза синие! Никто в жизни не поверит, что всё без фильтра.

— Хм-м… — заслышав голос над ухом, Ноктис, вместо того чтобы вздрогнуть, подался назад, спиной к чужой груди. — А мне нравится. Промпто отлично поймал освещение. Скинешь потом?

— Ха-ха, ты каждый раз так говоришь, — Промпто разулыбался, довольный похвалой. — Конечно!

— Спасибо, — Игнис улыбнулся в ответ и спихнул с себя навалившегося Ноктиса. — И раз с импровизированной фотосессией покончено, пора возвращаться к делам.

— Не-ет, только не это! — судя по виду, Ноктис раздумывал, не скинуться ли с террасы, куда улизнул между сессиями Совета, сославшись на потребность в свежем воздухе. Учитывая способности к телепортации, планировал он скорее побег, чем самоубийство.

— Не-ет, — вторил ему Промпто.

Игнис прикрыл глаза и глубоко вдохнул. На высоте двадцать четвёртого этажа весенний ветер всё ещё обжигал холодом, зато солнце ложилось на лицо ласковыми лучами. Где-то под ногами искрилась триллионами не так давно вставленных стёкол Новая Инсомния. На плечо снова навалился знакомый вес — Ноктис то ли прятался от ветра, то ли и правда спал на ногах. В последние две недели никто из них не отдыхал толком. «Ещё пять минут, и подниму его, — пообещал себе Игнис. — Ещё пять минут».

***

«Что вам больше всего запомнилось в музее? Что показалось самым интересным?» Подзаголовок, призванный помочь с домашним заданием — «Отчёт о школьной экскурсии в Государственный Исторический Музей имени Ноктиса Люциса Кэлума 114-го» — ситуацию не улучшал ничуть. Что там могло показаться интересным — это всё было сто лет тому назад. Больше всего запомнилось, как пацаны из параллельного класса толкали друг друга, соревнуясь, кто дальше проедет в войлочных тапочках по мраморному полу, и один чуть не улетел головой в витрину с модельками машинок.

А, ну вот. Вспомнил, машинки были классные. Десятки моделей всевозможных цветов: спортивные с полосками, рекламные, древнющие кабриолеты с большим багажником, и нормальные такие седаны, и внедорожник с колёсами выше кузова. И даже что-то фантастическое, как если бы из запчастей от седана собирали летательный аппарат.

Ладно, так и напишем: «Во время паломничества, а затем и на пути в столицу Империи, Король Королей со свитой скрывались от патрулировавших трассы отрядов оккупационных войск. В целях маскировки приходилось как можно чаще менять средства передвижения».

***

— Иногда, — вздохнул Ноктис, — я немного сожалею, что больше не надо экономить топливо.

— Сдурел? — без пиетета поинтересовался Промпто.

— Нет, это очень, очень хорошо, что мы наконец обезопасили доступ к старым запасам и наладили переработку, но… — Ноктис так и не закончил мысль. Он словно гипнотизировал дверцу одного из автомобилей Цитадели, стоя в шаге от неё, даже не вынув руки из карманов щёгольских шерстяных брюк.

Обычная чёрная сияющая дверца обычного авто представительского класса. Таких в гараже два десятка точно.

— Что — «но»? Садись уже, по дороге дорасскажешь.

Центр столицы расчистили от завалов, снесли торчавшие, как обломанные зубы, горелые остовы небоскрёбов, законсервировали фундаменты до лучших времён и припудрили образовавшиеся проплешины газонами. Теперь здесь стало просторно. И очень холодно — ветер носился по новоиспечённым площадям и скверам, с воем задувая в проходы подземки. Промпто ёжился и мечтал поскорее оказаться в закрытом, хоть и не прогретом, салоне. Но Ноктис остановился, не доходя до машины, и Промпто тоже — у него за спиной, хотя ничего не мешало идти вперёд. Вон, Игнис уже открывает заднюю дверцу, жонглируя планшетом, папками и кофе.

— Игнис, — окликнул Ноктис, — хочешь за руль?

— А отчёты по фермерским и рыбозаводческим хозяйствам ты мне прочитаешь? — отозвался тот, устраиваясь на сидении.

— Эй, ну что такое? — Промпто мягко ткнул друга в бок. — Всё хорошо? Голова?

— Всё в порядке. Глупости это. Я просто… Скучаю по Регалии. Ну вот, говорю же, глупости.

Ноктис ссутулил плечи, помусолил пряди волос у лица, заправил их за уши, а потом всё-таки открыл дверцу и опустился на водительское сидение. Взревев на мгновение, мерно заурчал двигатель.

— Нокт, — Игнис оторвался от планшета, и их взгляды встретились в зеркале заднего вида. — Я тоже.

***

В буклетах обнаружились планы помещений и фотографии наиболее значимых экспонатов. Дело пошло на лад, счётчик слов под формой резво бежал вперёд.

Абзац про нехватку продовольствия, когда Королю приходилось выкраивать минуты на рыбалку, чтобы прокормить себя и свиту; по абзацу на виды магитехов; ещё один про главнокомандующую Хайвинд, которая провела годы под прикрытием в стане врага, и про её отпадную броню. И один про кольцо — семейную реликвию Кэлумов, которую Империя пыталась отобрать, чтобы утвердить свои права на трон.

Хотя последний вышел явно сырым — экскурсовод что-то там говорила, предположительно кольцо было магическим артефактом, но пересказывать такое в домашней работе было неловко. Магия — это бабкины сказки. В любом случае, не стирать же целый абзац — обратный отсчёт до срока сдачи тикал, не сбиваясь. Надо собраться и написать в заключение что-нибудь крутое, чтобы проверяющему точно понравилось. Вот только про что?

Как по заказу, в соседней комнате глухой бубнёж новостей по головизору сменился пронзительной мелодией. «Мам! Триша! — раздалось на всю квартиру. — Начинается!» Ну вот, теперь мама и сестры ещё час от телевизора не отлипнут. В честь приближающейся столетней годовщины Избавления крутят переснятый сериал про любовь Короля и Оракула, все как с ума посходили, даже парни в классе эту муть смотрят. Говорят, битва в Тенебре была эпичная.

Точно! Вот оно!

На волне вдохновения предложения посыпались из-под пальцев одно за другим: «Жемчужиной коллекции музея является, конечно же, свадебное платье леди Лунафрейи, эвакуированное из Альтиссии, где, если бы не нападение презревшей мирный договор Империи, должно было пройти бракосочетание Короля Королей и Последнего Оракула. Незапятнанная белизна платья и сегодня напоминает нам о существовании чистой, идеальной любви, способной победить лишения и смерть.

Король и Оракул пронесли чувства друг к другу через всю жизнь, несмотря на разлуку, оккупацию Тенебре и вынужденную изоляцию Старой Инсомнии. Связь на глубоком духовном уровне позволяла им координировать действия даже в хаосе войны. То, как Король Королей хранил верность своей любимой даже после её гибели от рук Империи, должно служить примером для всех и каждого.

Решимости Короля Ноктиса не сломила даже угроза продолжению королевского рода, а вместе с тем и монархии, на которой базировались закон и порядок в Инсомнии с самого её основания. Вместо собственного наследника любимым детищем Короля стала конституция будущей республики».

***

— Привет! Как он?

Ноктис приоткрыл глаза. В приоткрытую дверь просунула нос Ирис.

— Спит, — просипел он, улыбнувшись.

Подруга улыбнулась в ответ. Уже не стесняясь, зашла и притворила дверь за собой, так и не нарушив тишину комнаты; устойчивые каблуки туфель тонули в пушистом ковре. Она опустилась в кресло у постели и с нежностью посмотрела на похрапывающего в кресле напротив брата: лысая, совсем как у отца, макушка откинулась назад, ноги едва помещаются, колени торчат выше края кровати.

— Уснул на посту. Позор семьи.

— Пользуется тем, что Игнис не видит, — согласился Ноктис.

— Фу, Нокт, — Ирис хихикнула, совсем как девчонка, — шутки у тебя! — и тут же спохватилась. — Ты как себя чувствуешь? Извини, что разбудила.

— Ничего, скоро отосплюсь.

— Прекрати, да что с тобой сегодня?

— Извини. Всё нормально. Бывало лучше, бывало хуже.

— Болит?

— Нет, что ты. Мне обезболивающие уже вместо чая наливают.

Ирис дотянулась и погладила лежащую на одеяле руку, совсем, кажется, немощную: прозрачная кожа, фиолетовые вены увивают веер костей. Казалось, коснись неловко — и повредишь. Немного успокаивало то, что вторую руку даже во сне сжимал в своей брат. Если Гладди не боится, ей тоже не стоит.

— И всё-таки ты уходишь первым…

— Тут уже ничего не поделать. Это была хорошая жизнь.

— Жизнь, Ноктис, серьёзно? Это же только половина… И прежде чем что-то сказать, вспомни, что мне самой уже пятьдесят два. Ты хочешь назвать меня старой?

Ирис снова улыбнулась, старательно отгоняя слёзы: впереди долгий день и не одно совещание, не хочется провести их все с опухшим лицом и красными глазами.

— Ну да, ещё всё впереди, — как мог, закатил глаза Ноктис. Они одни и остались яркими у него на лице. Болезнь залила лицо серой бледностью, волосы и без того давно уже пестрели сединой. А вот глаза — ясные, живые, невозможно синие. — Послушать Совет, я бы столько всего ещё успел. Например, жениться.

— Всё ещё?!

— Ага, вплоть до весеннего приступа доставали. Даже активнее начали.

— Аристократия не сдаётся, а?

— Вам виднее, ваша светлость.

— Конечно, ваше величество.

Оба показательно скривились.

— А где его сиятельство граф Сиенция?

— Наш единственный пролетарий увёл его поспать нормально. Игнис себя изводит. Мне пришлось ответственно пообещать не умирать ещё как минимум четыре часа, пока не вернётся, а то он, цитирую: «Прибьёт меня сам».

Ирис кивнула на брата, всё ещё изображающего сон в слишком маленьком для него кресле.

— Им всем больно снова тебя терять.

Ноктис вздохнул и устало прикрыл глаза. Гладио втихаря жестами показал ей заканчивать разговор.

— Я не шучу, Ирис, — прошелестел Ноктис, — это была хорошая жизнь. Я провёл двадцать пять лет с теми, кого люблю. Ради этого можно было пройти пешком до Гралеи и обратно — кто же запретит спасителю мира иметь трёх любовников, — бескровные губы растянулись в улыбке.

Гладиолус наконец выдал себя, сжав руку Ноктиса сильнее.

— Нокт… — как сказать такое? — Нокт, ты же понимаешь, стране нужен будет идеальный герой. Отец новой республики.

Горло протестующе сжималось, но они слишком много сил положили, чтобы идти на уступки сейчас. У них был план…

— Я знаю, Ирис. Но ещё не сегодня.

— Не сегодня, — согласилась она, поцеловала полупрозрачную руку и пообещала: — Я ещё зайду.

Впереди был длинный день будущей первой кандидатуры на пост президента.

@темы: Слэш, Фанфики, FF, FF XV, Мой адрес - империя зла

---

Ну, и раз уж начала про финалочку

Закончилась ЗФБ, и я радостно похрюкивая выпуталась из ковра переползла из зимнего ковра в летний. Отлично сходила этой зимой за команду пятнашки - впрыгнула в уходящий поезд прямо таки. Стоило поныть - и кэп услышала. кэп пришла, кэп нас с Хеллой нашла
Огромное спасибо командочке за игру! Замечательный уютненькиий чатик, дружная команда и на редкость ненапряжная атмосфера. Ну всё как в каноне (до Левиафана) Отдельные лучи любви бессмертному пони кэпу, координатору и человеку на все руки Еве. И всем-всем-всем

Я снова расширила границы сознания возможного Во-первых, ПЕРЕСТУПИЛА ЧЕРЕЗ СЕБЯ и отправила автору запрос на перевод 80% того, почему я обычно не перевожу фики - потому что не хочу идти спрашивать разрешение. А во-вторых, прямо-таки НЕ ВЫЛАЗИЛА из пейнта фотошопа пейнта фотошопа.

Ну, о грустном результатах кривых потугов в графическом редакторе - позже, пока начнём с текстов


ji_tera, корректура Verdigris
драббл, джен,
Глава 14, руины столицы, неспешный романс (игнокт)
в рамках альтернативной концовки "Эпизода Игнис": Игнис зрячий, Ноктис живой, всё хорошо.

Невозможные, невероятные вещи

Невозможные, невероятные вещи

Камин в зелёной гостиной не разжигали как минимум лет двадцать пять — Ноктис смутно помнит полудипломатический-полуродственный визит очередных светлостей и умеренно официальный ужин, на котором его не отчитали за то, что болтал ногами. Гладио тоже помнит:

— Двадцать шесть, — уточняет он. — Ирис только родилась, а тут суматоха с этим посольством сомнительной легитимности, отец был не в восторге. Но, да, их тогда принимали в этом крыле. С тех пор, наверное, и не пользовались.

Комната укутана серым; под слоем пыли не разглядеть ни паркетного узора, ни цвета портьер, ни обивки кресел. На столешницах можно писать. Как и во всей Цитадели. Цепочка оставшихся следов — чёткая, будто нарисованная, петляет от тронного зала: к щитовой, в командный центр, в кухни, в уборную у общественной приёмной; и каждый раз возвращается назад. Словно лепестки протоптали. А теперь стебель — по казавшемуся когда-то бесконечным коридору к гостиной, где нашёлся камин.

— Это неважно, что не пользовались, — вздыхает Игнис, — всё равно прочищали.

Одиннадцать лет назад. С тех пор в дымоходе могли поселиться летучие мыши. Его вообще могло засыпать. Одиннадцать лет назад.

— Давайте уже решать что-нибудь, — зевает за спиной Промпто. — Я бы не сказал, что это был очень длинный день, но утомительный уж точно.

Провисев на небосклоне часа три, солнце принялось клониться к закату. Может быть, день будет нарастать постепенно, так же как и укорачивался. Или, как предположил Промпто, это они «разобрались с делами» после обеда. Наблюдать за закатом было тревожно; мучительное «а что если?» не давало дышать. Но стоило солнцу спрятаться, на бархатном синем — не чёрном! — небе выступила луна. В космической глубине перемигивались звёзды.

Настоящая ночь. Как раньше. Не как вчера.

Вместе с облегчением навалилась усталость. Не успевшие прогреться помещения затопила ночная прохлада, грозящая превратиться в морозец. «Окееей, на часы никто из нас не смотрел, — неловко засмеялся Промпто, — а в календарь? Сейчас вообще что? Лето? Осень?»
Автономные генераторы в Цитадели оказались повреждены: что-то испорчено вредителями — может, животными, а может, и монстрами, — но большая часть уничтожена ещё при шту… Одиннадцать лет назад.

— Ну что, звёзды и костерочек? — хмыкает Гладио. В глазах застыло: «Я ещё не хочу уходить».

Теперь Гладио, спрятав подбородок и рот в вороте шинели, чтобы не наглотаться пыли, рубит мебель в зелёной гостиной. Игнис отдирает последние клоки обивки от каркаса кресла, чтобы не жечь синтетику, и тыкает зачарованным клинком в сложенную в камине щепу. Огонь занимается тут же — деревяшки антикварного гарнитура совсем сухие.

Комната согрелась быстро. Света от огня в камине хватает только на полукруг пола прямо перед ним — маленькую автономию посреди закрашенной чёрным вражеской территории. Лёжа у самой границы, Ноктис разглядывает кольцо. Чёрный металл и золотой, и посередине подсвеченный оранжевым — от огня — камень. Теперь в гранях отражаются только всполохи: заключённый в камне свет ушёл вместе с магией, осталась просто вещь. Фамильное кольцо.

Ободок легко соскальзывает с пальца, едва оставив след на коже.

— Игнис, — голос мягко вклинивается в тишину гостиной и тает в ней.

— Что? — откликается тот через пару мгновений. Будто надеялся, что если не ответит, всё-таки уснёт в ту же секунду.

— Держи, — Ноктис, не глядя, вытягивает руку влево, зажатый кулак упирается Игнису в плечо. Вздохнув и повозившись, тот подставляет ладонь.

Тишина. Вдох, снова тишина. Шипит, вскипая, лак на прогорающих резных ножках.

— Что там? Что вы там? — Промпто переворачивается на живот и поднимает голову, опираясь на локти.

— Ноктис, — Игнис устало вздыхает, словно ставя точку. Сразу после имени.

— Ты его уже надевал.

— Ноктис.

— Оно твоё, — Ноктис тоже умеет ставить точки голосом. Его всё детство этому учили.

— Ты не можешь…

— Я не могу?

Сегодня они победили тьму.

Целую жизнь назад, здесь же — всего этажей на двадцать ниже и левее по коридору — болтавший ногами так, что пятки гулко стучали в сидение чересчур массивного кабинетного стула принц заявил: «Вот вырасту и женюсь на тебе!» «Это невозможно,» — ответил тогда Игнис.

А вчера Ноктис вернулся из Кристалла. И сделал ещё с десяток невозможных, невероятных вещей за день. И где-то в том десятке — поцелуи, точно такие же, как десять лет назад. Разве что теперь с мягким покалыванием от щетины.

Покатав кольцо в пальцах, Игнис, всё так же одной рукой, надевает его на безымянный, накрывает ладонь Ноктиса своей, переплетая пальцы, и отвечает совсем не на заданный вопрос:

— Да.

— Ифритовы свежелопнувшие яйца, — ржёт Гладиолус, — ну наконец-то. Это была самая нелепая помолвка в истории Люциса.

Объективно, он не прав. Игнис лежит на полу в пыльном и разгромленном зале, смотрит сквозь слёзы на расплывающиеся ореолами искры в камине, на любимую улыбку в обрамлении такой смешной бороды и автоматически поправляет:

— В Графитовой Родовой Книге задокументирован случай, когда между…

— Спи! — притворно стонет Гладиолус. — Хватит на сегодня! Завтра будет новый день.

@темы: Слэш, Фанфики, FF, FF XV

---

понарожались. Ещё же даже не март!

И снова рубрика "поздравления"!
В этот почти весенний день не очень много лет назад родилась замечательная Ladyhella,
с чем стоит поздравить, в первую очередь, всех, кто с ней знаком.

Желаю вам, Госпожа счастья, здоровья, денег побольше и часов пятьдесят в сутки, причём десять из них на сладкий сон с котиками.

А теперь самое вкусное Подарочный фик!
Торт - это самое вкусное, Хотакайнены в ассортименте подтверждают. Но фик зато низкокалорийный!


Stand Still, Stay Silent
Онни/Рейнир
PG, hurt-comfort
кр.пер.: про косичку Лёгкий постканон. Экипаж котанка вернулся в Муру, Рейнир получил задание сидеть с детьми, Онни убедился, что наяву лес не вырастишь, а тройняшки Вестерстрём наконец нашли, с кем поиграть в парикмахерскую. Хёрт\комфорт относится в первую очередь к косе.

Лицом и ладонями

Лицом и ладонями

В малой гостиной премерзко скрежетала ножками перетаскиваемая мебель, грохотали упавшие со стола предметы, возбуждённо верещали дети. Анна протопотала вверх по лестнице, судя по звуку, поскользнулась на ступеньке и саданулась коленом, но не заревела. Спустя пару секунд хлопнула дверь родительской спальни, топот возобновился, становясь теперь громче и громче. Выглянувшему из кухни Онни девочка помахала каминными щипцами и понеслась дальше. Заранее попросивший политического убежища на шкафу Боссе на всякий случай подобрал под себя хвост.

Чехарда понемногу стихла, сменившись гомоном на четыре голоса: три детских и один мужской. Свистящие, спотыкающиеся всполохи исландского вспыхивали посреди визгливой белиберды на шведском, прорываясь сквозь хлюпанье мыльной воды в тазу, сквозь болото мыслей, сквозь решимость не обращать никакого внимания. Онни уговорил сам себя: это только потому, что он различает знакомые слова.

Он почти закончил с посудой, когда в кухне появился Суне и попросил пить. Вместо того, чтобы выдуть воду и умчаться к остальным, оставив стакан на столе, как тройняшки делали обычно, он крутанулся на пятке и поспешил обратно в гостиную. Игнорировать подозрительную активность становилось всё труднее.

Обсушивая тряпицей последние тарелки, Онни тщетно перебирал в уме, что ещё нужно срочно сделать в доме. Где угодно, кроме гостиной, откуда волнами вываливались детский гвалт, взрывы смеха и безнадёжно тонущие в них взволнованные просьбы. Хаугрейзс... Хаур? Смутно знакомое слово плескалось в потоке речи, словно блестящая на солнце рыбка, притягивало внимание. Онни буднично пожурил себя за посредственный исландский. Спохватился и напомнил сам себе, что через несколько дней он возьмёт Лалли, уедет в Кеуруу, и чужой язык больше никогда ему не пригодится.

Всего несколько дней, неделя максимум, пока участники экспедиции отчитываются перед всеми инстанциями и пишут развёрнутые комментарии к добытым артефактам, — и можно будет оставить всё позади. Всего неделя игры в прятки с гражданским, которого пока не отправили домой — вдруг потребуются и его показания, — а чтоб не мешался под ногами, оставили присматривать за тройняшками.

Хаур?.. Что-то простое. Хаур. В памяти всплыли видения из сна — прячущаяся в багряных листьях коса, липнущие к губам волосы, тонкие, как осенние паутинки. Онни потряс головой, чтобы избавиться от непрошенных воспоминаний, но застыл на месте, неловко запрокинув голову. Hár. Точно, тройняшки предвкушали игру в парикмахерскую с той же секунды, как увидели новую няньку.

Брошенная наугад ветошь спланировала на пол. Онни сам не заметил, как преодолел коридор в полдома и оказался в проёме малой гостиной, превращённой теперь в импровизированную пыточную. Среди развалов заколочек, резинок, булавок, проволоки и лент на полу сидел Рейнир, спиной к двери. Над ним реяли три маленьких чайки. Они словно вили гнездо — подбирали пряди, скручивали, переплетали, заворачивая узелки так ловко, как могут только детские пальчики. И закрепляли получившиеся сложные конструкции блестящими заколками.

Волосы у Рейнира были такие длинные, что детям приходилось отступить на пару шагов, скользя ладонями вдоль медной пряди, чтобы найти её конец. Старый хрыч Тронд будто напророчил — поглощённые делом, три маленьких существа и впрямь были похожи на норн, пропускающих между пальцев бесценную пряжу.

Онни так и остался стоять, будто на границе света от костра. Рука самовольно сжалась на подоле свитера, но вместо покалывания шерсти по коже струилась холодком дорожка: от излучины большого и указательного пальцев через всю ладонь к запястью. За мозоли цеплялись фантомные волосы — прохладные, чуть волнистые после косы, такие тонкие. Такие прочные — стоит намотать на руку, и превращаются в путы.

Понукаемый детьми, Рейнир послушно наклонял голову то влево, то вправо, и только ворковал тихонько, когда те дёргали слишком сильно. Струящаяся масса волос разделялась на пряди и сливалась снова, приоткрывая то припорошенную веснушками щёку, то ухо, то полоску кожи на шее, спускающуюся за ворот свитера. Память услужливо подсказывала, что ниже, чуть-чуть ниже угловатого изгиба плеча, тоже была россыпь веснушек, словно рыжина волос осыпалась между лопаток пыльцой.

Онни смотрел, завороженный, не в силах ни подойти ближе, ни уйти. Очнулся он от натужного чавкающего звука, с которым раскрылись портновские ножницы. Правое ухо заныло.

— Анна!

После долгого молчания горло вытолкнуло звук, больше похожий на глухое уханье. Тройняшки боязливо обернулись, Рейнир выпрямился так резко, что возведённая на его голове конструкция осыпалась по плечам, застучали по полу шпильки и заколки. Спина подрагивала, словно он хотел повернуться и всеми силами тянул себя в обратную сторону. Спустя пару мгновений напряжённые лопатки расслабились, Рейнир снова уселся, глядя строго перед собой. Онни был доволен, что его просьбу так прилежно исполняли, — и не был.

Объясняясь жестами, Онни заставил детей отдать ножницы, потом нашёл себе стул и подтащил его к стене. Он на личном опыте успел убедиться, что маленькие норны были ничуть не милосерднее тех, что, по верованиям западных стран, решали судьбы. Самого Рейнира было ничуть не жаль, но стоило представить, как опадают из-под лезвий послушные пряди — и подгибались колени. Из всех катастроф мира хотя бы эту он мог предотвратить.

За следующие пару часов коллекция отобранных предметов под его стулом пополнилась спичками, рыболовными крючками, паяльником и банкой с остатками масляной краски. Отбирать гуашь он не стал, и теперь потрескавшиеся разводы на лице Суне забавно контрастировали с рыжими прядями, которыми тот укрылся во сне. Там, где зелёные ладошки сжимали недоплетённую косичку, волосы слиплись в бурые сосульки, словно на них запеклась кровь. Анна уснула на руках у Рейнира под успокаивающее воркование на чужом языке. Хокан сдался последним, отложив в сторону проволоку, которую использовал вместо ленты, сказал что-то, подражая манерам матери, и свернулся клубочком, примостив голову Рейниру на бедро. Спать этот ребёнок учился, видимо, у Боссе.

Мерно тикали часы в прихожей; за пределами комнаты журчал в своём русле поток времени, милостиво обтекая её стены. Дети спали. Рейнир легонько раскачивался, баюкая Анну. Онни старательно не думал о том, что у Туури — когда та ещё носила косы, — была почти такая же лента, белая с красной нитью. А в Кеуруу сестра подстриглась, и ему так и не пришлось учиться толком заплетать волосы.

Тихо-тихо, чтобы не потревожить лакуну, Онни встал, расцепил по одному пальчики в зелёных разводах, поднял Суне на руки и отнёс в детскую. Потом Хокана. Не отрывая глаз от детского личика, забрал Анну. Возвращаясь, он взял с туалетного столика в комнате Лалли и ещё одного Вестерстрёма деревянный гребень с редкими зубьями, набрал в кухне воды в миску. Время так и не потревожило гостиную. Рейнир сидел на усыпанном импровизированными парикмахерскими принадлежностями полу и безуспешно пытался вытащить заколки из паутины волос.

Онни опустился позади него. Миска глухо стукнула о паркет, звук взлетел под самый потолок, словно пузырь воздуха в стоячей воде, и растворился там. Заставив Рейнира отвести руки, Онни намочил тряпицу и принялся смывать краску с волос. Намокшие пряди становились тёмными, тяжёлыми, как тогда, в заливе его личного Саймаа. Замёрзший в ледяной озёрной воде Рейнир грозился воссоздать в своём убежище горячий источник и прижимался всем телом так, что потом пришлось лезть купаться ещё раз.

Вот отставлена в сторону почти чёрная вода, выпутаны все ленты и проволочки, обнаружены шпильки. Онни взялся за гребень. Прошёлся по самым кончикам. Потом на ладонь повыше. Медленно-медленно; тонкие и густые рыжие волосы распутывались неохотно, но на второй заход они уже скользили между деревянными зубьями, слегка волнистые и прохладные, словно вода в прогретом солнцем ручье. Не сдержавшись, Онни окунул в них пальцы, последний раз проверяя, не осталось ли узелков, поднялся ещё на ладонь выше. Прядь за прядью ложилась под руками аккуратно, волосок к волоску. Он расчёсывал острожно, как только мог; чтобы ни одного не уронить.

— Онни, — мягкий голос всколыхнул время, словно воду в чарке. — Онни, пожалуйста, выслу...

Он положил руки на колени и взялся за гребень снова только после того, как убедился, что Рейнир понял условие и больше не попытается заговорить. Что бы сейчас ни было сказано, это будет либо то, что Онни не хочет сейчас слышать, либо то, что слушать не стоит совсем.

Онни давно уже не злился. По крайней мере на Рейнира. С той минуты, когда с трапа сошли только четверо, и на долгое, мучительно долгое мгновение ему показалось, что весь мир погрузился в тишину. Которую прорезало слово «карантин», и тогда руки двоюродного брата, терпеливо обнявшего его за плечи, снова обрели вес, а прижатая к щеке беловолосая макушка — запах раствора для санобработки.

Онни не злился. Онни боялся. Он был в ужасе и не собирался даже пытаться понять, от чего именно, только следовал проверенному временем методу: держался подальше от того, что его пугало. Только вот, как выяснилось, это держаться подальше от хищных монстров было просто. А от человека, которого хотелось обхватить руками и ногами, поместить в кокон из самого себя и никогда не отпускать — сложно.

С каждым днём, проведённым под одной крышей, но в разных углах, энтузиазм Рейнира превращался в болезненную осторожность, а в зелёных глазах всё чаще сверкала острыми льдинками беспомощность. От этого становилось только страшнее. Но тем сильнее хотелось обнять Рейнира — живого, здорового, реального — и спрятать лицо в изгибе шеи, успокоить и себя, и его. Пусть только на мгновение. Прижаться к тёплой коже лицом и ладонями.

По ссутуленным плечам рассыпались медные пряди — гладкие, поблёскивающие. Осталось всего ничего, ещё несколько раз пройтись гребнем от самой макушки, и пора будет покидать это убежище наяву. Напоследок Онни снова запустил пальцы в волосы, и Рейнир наклонил голову, подставляясь. Руки утонули в густых волосах, тёплая, тяжёлая голова аккуратно легла на ладонь.

— Онни, — Рейнир улыбался, безмятежно и счастливо. Он откинулся назад и положил голову на плечо, притёрся лбом к шее. Рука Онни, до того поддерживавшая его голову, скользнула вниз, остановившись на груди. — Онни, впусти меня. Сегодня ночью.

С каждым биением сердца под ладонью становилось всё яснее, что страх останется с ним на всю жизнь. И что его никогда не оставят с ним один на один.

@темы: Слэш, Фанфики, поздравления, замри и гори

---

Поздравляю трансцендентную сову и я-тебя-не-знаю-но-побечу,
и, в первую очередь, замечательного человека Verdigris
С ДНЁМ РОЖДЕНИЯЯЯ

Желаю счастья и здоровья в личной жизни, собственной и всех воображаемых пидарасов внутреннего мира. Чтобы всегда были и идеи, и силы и мотивация на их исполнение, и благодарные читатели.

По личной заявке именинницы... "Хейанский куродай со стихами за ширмами".
Не стреляйте в япониста, он слагает как умеет (тм) На самом деле, утолкать стихи в нужный размер я даже и не пыталась. Люди жизнь на это развлечение кладут, куда уж мне Практически всё - либо перевод Иссы, либо с опорой на его стихотворение, но с заменой сезонных слов.В любом случае, на этот раз - это даже НЕ НАСТОЛЬКО ПЛОХАЯ поэзия!

В общем, вот!

Осенний Вечер

Осенний Вечер

В доме царило оживление, галерея полнилась шелестом одежд и деликатным топотом облачённых в хлопковые носочки ног. Стремясь подглядеть, дамы раздвинули, пожалуй, все сёдзи — из щелей сквозило так, что трепетали разложенные на низком столике свитки, с которыми забавлялась воспитанница хозяина дома. В мельтешении подолов и рукавов она так и осталась сидеть, склонившись над искусно выполненными гравюрами, разве что дёрнула от досады точёным подбородком. «Это же надо быть такой нелюбопытной», — привычно пожурили её про себя дамы, но не стали тратить слов впустую. Так можно роптать и на луну, что не придвигается ближе.

Вот и прибежал мальчик-посыльный с первым письмом.

— Восхищённые чистотой луны
Онемели и сверчок, и соловей,
Один лишь кот поёт.

Алый срез бумаги был, возможно, чересчур кичливым, но смотрелся чудо как хорошо, гармонируя с почерком. Господин с четвёртой линии — а это был именно он, — как всегда заигрывал с приличиями. В углу листа притаился нарисованый кот. Всего-то две ускользающие линии тушью, а сколько выразительности!

Но Цуки-но-ката даже не взглянула на письмо, столь взбудоражившее дам. Кивком головы показала, чтобы положили в шкатулку, да и всё. Сколько ни уговаривали её домашние, сколько ни корили, а не вымолвила ни слова в ответ. На шум появился посыльный от Госпожи Северных Покоев. В мудрости своей Госпожа и не ожидала ничего иного, и, стоило посыльному убедиться в ситуации, он передал её совет: ничего не поделать, сообщите Господину; он, как нарочно, сегодня дома.

Пренебрегать вниманием столь завидного покровителя и то было неосмотрительно, но уж оказывать подобное неуважение — совсем никуда не годилось. Хозяин дома — молодой Савамура — подосадовал на воспитанницу, потом на себя, за то что разбаловал безмерно, но что тут поделать. Закусив некогда лакированный кончик кисти, он крепко задумался.

— Звенит бубенчик на котовьей шее
В кустах пиона
То тут, то там.

В глубине души он понимал опасения своей юной воспитанницы, но, право слово, рука не поднималась всерьёз попрекать господина с четвёртой линии ветренностью, когда он был так хорош: стройный и гибкий, словно мальчик, но подчёркнутые прорезями на рукавах охотничьего платья плечи по-мужски широки. Когда случалось оказаться в противоборствующих командах на играх с мячом, Савамура каждый раз чувствовал ликование, какое поднимается в душе при столкновении с достойным и равным по силе соперником.

Задумавшись, Савамура и не заметил, как пролетело время. Или же это Господин Чёрный Кот был так хорош в стихосложении, что отправил ответ немедля? Так или иначе, а склонившийся перед хозяином дома в глубоком поклоне посыльный уже протягивал искусно сложенный лист. Прежде чем прочитать, невозможно было не полюбоваться на соответствующий сезону алый всплеск на срезе; он будоражил воображение словно свежая рана или мельком увиденный край праздничных одежд.

— То здесь, то там
Мечется кот
В погоне за осенними листьями.
Так приятно тверда ваша рука, а сердце всё в сомнениях, — игриво отмечалось в письме.

Стоило бы отнести послание в покои воспитанницы, а то и заставить написать ответ, но… Хлопнув себя по колену, Савамура снова взялся за кисть. Нечасто ему выпадала возможность проявить себя в каллиграфии. Если кто спросит, он скажет именно так, а о том, что было после игр на празднествах в доме Правого Министра, умолчит. И не стоит, пожалуй, испытывать судьбу. Дабы избежать неловкости повторных визитов, на желтоватой, как октябрьская луна, бумаге он написал:

— Глупый кот,
Всем тельцем
Мяучит.

Как несправедлив бывает мир, а ведь он бы на её месте…

Уже совсем стемнело, снова подняли нежные головки примятые копытами цветки вечернего лика у ворот. Осенней ночью одинокому составляют компанию собственные желания, и любой шорох на галерее заставляет встрепенуться. Так и хозяин дома затаил дыхание, заслышав скрежет случайно сдвинутой ножки старой ширмы. Но нет, только кот мяукнул — словно в насмешку. Прежде чем затушить лампу, Савамура ещё раз перечитал последнее послание:

— Глупый кот,
На привязь посажен, а всё
Плачет о любви.

Он уже надул щёки, когда в щель между сёдзи с шелестом упал свёрнутый лист. Всего-то сложенный пополам, безыскусно, но…

— Взметнули ворох листьев,
Сцепившись,
Кот и ворон.

И правда, к чему тут церемонии.

@темы: Слэш, Фанфики, поздравления, Волейболь!!

---

Итак. Поскольку я уже скидывала все эти реки по Stand Still, Stay Silent в два разных чата, и счс попросили в третий Чтоб в следующий раз не рыться по хистори, положу на дайри. на трезвый разум и продуктивное времяпрепровождение-то я уже положила.
Перерыла я пока не весь АО3 только две трети, ага, так что возможно список будет пополняться. Если найдёте что-то прекрасное - НЕСИТЕ
На фф.нет ходила, потыкала палочкой, ничего не нашла. Но, опять таки, не факт, что там нет вкусностей, возможно моя палочка была недостаточно волшебной.

Низкорейтинговая милота для разогрева:
Bites - у Эмиля на шее красные пятна!

+6

stars, hide your fires - Лалли сам знает, что он нравится Эмилю

Routines - Эмиль причёсывает Лалли

Not so Useless - пастушьи навыки Рейнира пригодились в Тихом Мире Рейнир и Киссу полезные!

Seeking Solace (ч.4) - ПОВ Киссу

Ice Lalli - Эмиль посмотрел на синюшные губы бессознательного Лалли на волокуше и понял, что пора отогревать, пока не превратился в сосульку. Отогревал собственным теплом =)

Good for nothing - маленький грустный фик о том, как оставшиеся Хотакайнены скорбят. Вместе и по отдельности. Краса всего повествования - Эмиль, лезущий на стенку в попытках поддержать Лалли и наоравший в конце концов на Онни на смеси шведского с финским.


Бриллианты души моей:
нимагу под море
A World of Difference - всё ещё джен, но уже не лёгкое чтиво. Немного альтернативная реальность, где эпидемия Сыпи прошла не столь инфернально. Студент Эмиль и художник Лалли. Кроссовер с каноном Много очень интересных пересечений, как с каноном, так и с реальностью.

Kasvatus - большой весёлый фик про летний лингвистический лагерь в Фин... кхем, простите. Про то, как Эмиль приехал ради Лалли, и остался ради себя (и с Лалли). И про лингвистику. И про лето в Финляндии. Находится в одном таймлайне с фиком Good for Nothing, но является самостоятельной работой

A Debt of Feathers - оннир, модерн-АУ с нотками староанглийского фольклора. Рейнир подобрал в лесу раненую сову, дома сова превратилась в странного мужика, который талдычит что-то непонятное о долгах, смертных, о Ней и о Дикой Охоте.

Waking Dreams - Оннир, почему лицом к лицу разобраться в отношениях настолько сложнее, чем во сне? Ситуация в рамках фика Homecoming, но, в принципе, самостоятельная работа.

Супер Сексуальные Сумасшедшие Скандинавы - фолк-роковое музыкальное АУ

Tokens of Affection - закрыли половину гештальтов сразу. Рейнир с распущенными волосами, ревнивый котик Лалли и полезная Киссу. Не фик, а золото.


Все хотят быстрого и бесплатного оргазма:
Homecoming - все вернулись домой, показушно-официальное награждение непричастных, Эмиль знакомит Лалли с родителями, родители Эмиля мудаки. Зато нца годная.

+5

Meet me in the morning - перевод у командочки (зфб2016) - после разлуки Эмиль приезжает в Кеуруу.

Despite The Cold - перевод у командочки (зфб2018) - Лалли в голове Эмиля руководит процессом самоудовлетворения

фик Living the Dream с горячей нцой (Лалли\Эмиль, первый раз, взаимная мастурбация, подробное описание минета, лёгкая сомнофилия, мимимишный пиджин) автор удалила. Будем надеяться, что она опомнится и вернёт работу на АО3. А пока что, поскольку ничто в интернете не исчезает бесследно, кому надо - обращайтесь у меня есть сохранёнка

Братья - хотакайненцест. Спасибо командочке за новое дно.

Falling into Him(Self) - горячая, но очень странная нца, с небанальным подходом к вопросу о доминировании (Аааааллилуйя!)


Больше милоты и постапокалипсиса:
Like Flowerheads - Оннир, лютый флафф

+13

The first day of the rest of your afterlife и Nicely Done, Emil(ч.19) - Эмиль и его талант произвести прекрасное первое впечатление.

Take away the glass (ч.16) - Первая встреча Онни и Рейнира ИРЛ.

Дом высокой культуры быта - Миккель\Сигрюн, модерн-АУ, повседневность и лютейшая милота. Команда!!! Где обещанное продолжение?!

Insanity (ч.3) недалёкий постканон, забавная ситуация

Siblings (ч.11), Waiting (ч.37), Childhood (ч.61), Puzzle (ч.80) - про Онни и его младших

Annoyance (ч.42) - волшебник-недоучка Рейнир

Words (ч.49) - рандомные мысли Лалли

Target Practice - хорошее взаимодействие Эмиля и Сигрюн

Unread - модерн-АУ, Лалли и Эмиль переписываются через Туури


Фики странные, но симпатишные:
Turn Green Again and Sing - оннир, раскрывающий тему семейного проклятья Хокатайненов, ХЭ

+7

"It" Follows - ебически странный мистический оннир, и я не могу ничего сказать, чтобы не заспойлерить интригу. Странный, но не страшный. Очень понравился самой концовкой.

Armistice (ч.21) - отчаянные попытки Онни найти того, кто поможет ему вернуть сестру

Lost Among the Spaces - такой хёрт, такой хёрт, а потом такой комфооооооооорт, уфффф

Right-Hand Man - транс-Эмиль

Scatter on the Breeze - фемслеш-оннир

"Have you ever eaten an Icelander?” - давайте обсудим, кого мы съедим первым.

наш победитель в категории странных фиков - Cat (ч.60) - ничоси у автора фаноны XDDD


Для любителей тумбла:
New Digs - всеобщее колледж-АУ, незакончено

+2

Cousin Emil, Catman, and the Changelings - тумбло, но тёплое и пушистое

Coffee, Corrective lenses, and Cable-knits - Оннир, хипстоватое модерн-ау. Без кофешопа не обошлось.

@темы: Слэш, Ссылки, Фанфики, замри и гори

---

"Завтра день курокена!" - возвестили Коти, когда на часах было уже, технически, то самое завтра. - "Как ты собираешься отмечать?!" "А что, первое мая отменили?" - осторожно спросила я, но этот поезд было уже не остановить.
Хорошо ушиойщикам, у них только раз в году
Поскольку я как тот крокодильчик - ни учить, ни читать, спать на заняттях запасов стратегического курокена у меня не водится, праздновать пришлось чем нашлось: полдня залипала в приставочку в честь Кенмы, потом оторвалась и сделала йогу и комплекс упражнений в честь Куроо вставать и бегать в пять утра, простите, не готова , а потом села перечитывать избранные сцены из любимых фиков.
Повешу-ка реки, вдруг кто не знает, где делают хорошо

Всё на английском.

Абсолютно недоглаженный, я считаю, цикл Tea leaves and spice (girls). Особенно вторая часть В первой части Куроо переживает, как бы так перейти от дружеских отношений с Кенмой к романтическим, и там такое неторопливое развитие событий, погружённость во внутренние переживания и духовная близость. А во второй Куроо снова переживает, теперь уже как бы так заняться сексом "по-настоящему". Неловкие шуточки, страшенные смайлы. морально травмированный Дайчи и потрясающе вхарактерное порно прилагаются. Нет, серьёзно. Вхарактерное. Порно.

Ну этот фик, думаю, все заинтересованные видели. В конце концов, основная - иваойная - часть цикла висит чуть ли пе первым фиком по хк. How Kuroo found Kenma из цикла "Нарушая правила". Американщина прёт, но не особо мешает. Забавная отправная точка развития событий, гей-подружка Ойкава, восхитительное противостояние с Цукишимой и потрясающе нежная постельная сцена.

Для тех, кому не хватает в жизни Кенмы сверху Я прямо разрывваюсь, сказать, что это бездуховное ПВП, или оно всё-таки эээ... духовное Потому что несмотря на то, что Performance anxiety состоит из размышлений о членах, порнографии и постельной сцены чуть более чем полностью, автор смог вместить туда немало проблем, характерных именно для этого пейринга. И немалую долю любви.

Хватит порно, давайте о душе I built you a home in my heart вызывает у меня немного неоднозначную реакцию - там хватает вот этого всего *неопределённо помахала рукой в воздухе* тумблерного говнища. Гендерная неопределённость, навешивание ярлыков на особенности темперамента, ну, если вы когда-нибудь пытались читать англофики с Кенмой, вы знаете, что я имею в виду Но всё это не перевешивает теплоты текста и глубины, с которой автор разбирает отношения в паре. Опираясь на то, как она сама их представляет, конечно. Ну, и отдельно готова всё простить за то, как переворачивается с ног на голову сцена в очереди за игрой

Дайсужный вообще-то фик We'll eat cake по мотивам голливудских романтических комедий попадает в этот пост потому что где-то посреди шестидесяти трёх тысяч слов мелодрамы, дайсуг, ойсуг и Гаваев, автор обрисовала щемяще прекрасный курокен. У которых всё хорошо. Которые всю жизнь были вместе, но не давали себе труда над этим задуматься. А потом жареный петух клюнул на горизонте замаячила разлука и они резко осознали, что жить не могут друг без друга. И теперь женятся на Гаваях

Душераздирающее ПВП Here, at the End of the World за авторством shions_heart. Из этих 5к отчаяния и порно потом вырос целый громадный цикл "Я за тобой последую во тьму", и это пожалуй, единственный курокен этого автора, который мне не нравится. Всё остальное люблю нежно.
И из всего этого "нежно" отдельной рекомендацией выношу последний фик этого поста - Of monsters and men, положивший начало одноимённому циклу. Там есть два Кенмы! Два! Магия, перерождения, пересечения с хфк и Куроо, который в самом буквальном смысле выполз из ада, чтобы вернуться к Кенме.

@темы: Аниме, Слэш, Ссылки, Фанфики, Волейболь!!

---

"Вот закончатся ШВ, и дочитаю всё непрочитанное, недосмотренное и недобитое," - думала Тера где-то между АУ и романсом.
После выкладки романса Тера легла мёртвым котиком и не думала уже ни о чём

Челлендж - Додзи и стрипы проходят сразу мимо меня, да и хендмейда я не фанат, так что челлендж смотрела далеко не весь.
курокеншо, песнь о Соколе - поразил в самое сердце гспд, нельзя так ржать. Тёмной ночью, всхлипывая из-под подушки.
Это же надо так - выразительно, ярко, задорно, с нцой и в стихах Даже пожалела об отсутствии папочки с сохраненными фичочками - вот это бы точно утащила.

асаноя - ой, мама, мои глаза... Почему Асахи на вышивке беременный? Почему канва не глажена?.. Подсвечник тоже ужс. Ещё долго будет сниться мне в кошмарах, особенно последняя фотка.

дайшоака с паклей - внезапно увидела бокушо

иваой - витраж так здоровски сделан, что и не погрешила бы на хендмейд. Тории и снег на них вообще, как с гравюр. Восхититься косплеем в полной мере помешали причёски, но отдельные детали такие уруру. Эта растяжка! Целая растяжка! Что ж вы её зажали и не показали целиком?! И дорисованные элементы тоже очень здорово влились.

фанмиксы асадайсуги и кенторы - музыку не слушала, но обложками восхитилась. Особенно кенторной. Такое широкое понятие левелап а как душу греет!

курокен, аватары - . И ещё Какой прекрасный пейринг Лунный камень души моей После всех фиков, которые мне не зашли, аватарки открыла, и просто легла головой на стол перед ноутом, и медитировала. Чудесные сеты, и расстановка очень приятная. И темы такие... мимимимимими Вот буду после нг новые аватарки загонять, может сопру парочку. Особенно с целующимися котиками. дополнительно не оставляла зависть, что хорошо делать аватарки, когда есть из чего делать аватарки!

ойкаге макет - даже не знаю, что про него сказать, кроме того, что он фееричен. Думаю, в комментах и без меня всё сказали. Он фееричен. И по фхк! И такая сказка как раз к новому году! после двух лет вышивания колокольчиков я как раз думала заняться макетом бумажного города к этому НГ

кентора, аватары - вот тут прямо вся изошла зелёной завистью, потому что это люди, которым тоже не из чего, но они всё равно сделали Такое мимими. КОТИК И ТИГРА!!! АААААААААА!!!! что-то я вообще про Кентору только сирцами и разговариваю


АУ
бокуака, мальчик и волк - вот сейчас будет исключительно положительный, но, наверное, странный комментарий. Который относится,
пожалуй, ко многим фикам бокуаки на этих ШВ. Они такие глубокие, вдумчивые и затрагивают такие нетривиальные темы, что читать их как фики не получается. Я не замечаю там ни Бокуто, ни Акааши, потому что сижу и читаю сборник прозы малых форм. Очень интересный, с прекрасными текстами,
если что.

ушиой про суперспособности - Понравилось. И вроде ничего особенного про него сказать не могу, но весь такой приятный, уютный.
И на цитаты можно разбирать почти построчно. Особенно запомнилось, как Ушиджима отреагировал на способность Ойкавы: "Тебе подходит. Ты всегда как будто ускользаешь." Квинтэссенция всей этой тяги и тоски в одном предложении. Не то чтобы я любила ушиой, но вот как раз за такое и могла бы его любить

асадайсуга, скайрим - прочитала, потому что скайрим. Туго зашло, но погружённости в игровую вселенную порадовалась. Профы отлично выбраны очень напомнило фик с какой-то угадайки, тоже асадайсуга, где они были в лаборатории

иваой по фхк - оно по фхк, шансы не понравиться были весьма малы. Но мало того, оно ещё и здоровское - с сюжетом, ружьями на стенах и кусочком мира, который органично вбирает в себя те крошечки фхк-вселенной, которые нам дали. Очень понравилось, в общем а можно ещё ушиоя сверху докапать?

курокен, внеконкурс про Лампу - всё шло хорошо, всё шло замечательно, пока не началась сначала попытка в рейтинг - которая была там, как зайцу стоп-сигнал, - а потом дезертирство с места действия. Короче, имхо, концовка слита со страшной силой. Но сам по себе фик очень приятный, порадовала вся команда и Ячи. Отдельно почему-то поржала с Яку и яхты. Всю дорогу умилялась на нечуткого Куроо, который навострился за каким-то там сокровищем, когда своё главное сокровище он таскает за собой


Второй визуал как в тумане, потому что кентора Кроме них помню только красивейший арт у ойкаге.


Романс
иваой с мастурбацией - было очень горячо. Спасибо, подрочил вместе с действующими лицами. Отдельно понравился будничный подход к вопросу. Дрочить друг другу интереснее порно! И ох уж эти американские горки с девочка/не девочка

кентора под веществами - не представляю, зачем я сунулась под кат если заранее сквикнулась на секс в состоянии изменённого сознания. Видимо, за ШВ выработался рефлекс на кентору - бежать-бежать, читать-читать И вот это меня и подвело. Ну, в общем, на одном спасибо -
что и у кентор это вышло случайно и даже таки обоюдно, и что Акане под наркотик не попала.

курокеншо - чОрт, вот в хоумстак-то я и не совалась. Пришлось пропустить. Ничего, зато ахроматопсию с соулмейтами зачла. Не мой любимый троп, но автор так задорно пишет, что я готова читать почти всё, что дают Больше всего понравилась концовка, где Кенма подтянулся и такой "ничего-ничего, кошка и дрессировка - это очень просто" (тм) От фика, правда, осталось лёгкое недоумение, почему именно они соулмейты-то... Но, думаю,
Дайшо и сам задавался этим вопросом

курокен "Ревность" - аж название запомнила, во! Наконец-то и курокены поддодали. Давно хотела такой сюжет, даже, помнится,
с додзей к людям приставала Тора бы никогда! И Кенма тоже! Тема одержимости тоже отлично освещена (мне, правда, всё мало
Одержимость вообще редко додают). Курокены такие тёплые котики, что такую сторону отношений редко показывают - было интересно почитать.

бокуака про поездку на игру - отличный фик, всего положили. И нца есть, и психология, и динамика внутри пейринга, и динамика вовне. Взболтать но не смешивать.

ушитен, где Тендо дрочил - ну, и я вместе с ним. Бздхвн, но круто Такие фики очень нужны, чтобы вот просто зайти и просто вздрочнуть, здорово же. Ящик арахисового масла этой команде


Внеконкурс
Фик, который лично для меня выиграл эти ШВ.
Кенторщики, ну почему он у вас во внеконкурсе?! Дедлайнеры штоле????
Он прекрасен. Это не фик, а целый манифест шиппера. Вот просто взяли, и всё по полочкам разложили, разобрали, объяснили и сложили из льдинок слово "ОТП". Миллион плюсов вам в карму, радости и счастья и Некому под ёлкой.
И, в который раз, вот это вот -


дальше ничего не читал, потому что Родина, Игги и Персоночка. Может быть когда-нибудь. Если не кинусь в двадцать пятый раз перечитывать свою команду и кентор

@темы: Аниме, Слэш, Фанфики, Волейболь!!

---

ШВ подкралось незаметно.

В предыдуших сериях.

Поверить не могу, но мы выложились! И даже не в дедлайн! И не с 1001 словом!
В общем, мы герои. Идите и погладьте маленькую, но гордую командочку ушикена

У нас есть АУ - городское лесопарковое городское фентези с захватывающим, потрясающе динамичным сюжетом;
и постканон - уютненькая детективная история про скандалы, интриги, расследования в отдельно взятом офисе.


А на этот раз мы выложились первыми! и даже не как в прошлый раз

Спешите видеть! Первые в мире тумблр-коллажи с ушикенами еееей!
Нет, серьёзно, других коллажей с ушикенами во всём интернете нет - я как-то искала


И мы снова покоряем вершины Закрыли всю выкладку, еееееей!
Особенно удивительно, что это драма. Потому что месяц назад это было: "НАРОД! КТО-НИБУДЬ МОЖЕТ В ДРАМУ??? КАПЕЦ, НАМ СРОЧНО НУЖЕН КТО-ТО НА ДРАМУ!!11"

У нас есть
лёгкий постканон - сложности перехода в новую жизнь, очернение чёрного Куроо и первая любовь
канонный таймлайн - хрестоматийные страдашки для любителей клетчатых пледов
АУ - в той же вселенной, что и кейс, но можно читать отдельно. Обещаем смерть персонажей, чай из дедушки Ойкавы, свалку больших теплых котиков, наказание невиновных и награждение непричастных. Отдельно упрлс с того факта, что в песенной строчке в эпиграфе фигурирует слово "когти" - тот же иероглиф, что в фамилии у Кенмы, - а в фамилии исполнительницы второй иероглиф такой же, как у Ушиджимы. И если вы всё ещё силитесь понять, где же связь, значит вы никогда не были голодным шиппером ушикена


И мы снова молодцы! Покоряем новые вершины и преодолеваем, как завещал канон. Знаетеливы, что в команде нет переводчика с корейского?

На челлендж у нас есть стрипы по ушикенам! Никто не знал, но на самом дне интернета есть стрипы по ушикенам и мы их нашли и принесли.
Ещё у нас есть аватары
Ииии... И дейт-сим! Настоящая текстовая игра, в которой содержание текста - и развитие отношений Кенмы и Ушиджимы, - зависят от решений, которые вы принимаете в процессе чтения. Концовки от джена до нцы


обожемой, я чувствую свет в конце коврорулона и далёкий запах паспорта
А мы принесли АУ! А вот ту самую АУ, о которой можно было бы подумать - не принесли Зато есть:
щемяще милый романс про пилотов гражданской авиации Пробовали ли вы слушать голос Ушиджимы, не глядя на картинку? А вы попробуйте
фик для сильных духом Любите ли вы средневековую японскую литературу так, как отлюбили её мы?


На самом деле, для этой выкладки у нас была уже готова заглушка со словами: "Два класса и коридор художки". Но потом капитан отобрала пепел для посыпки голов - надо ещё оставить авторам на романс.

Погода была унылая.
принцесса нёх-Кенма был ленивый.
Днём во втором часу
Заблудился Кенма в лесу.
Потому что смотрел не под ноги
А в приставку и лайно-логи.

В то же время по тем буеракам
Бегал грозный нёх-Ушивака...

Вторая выкладка визуала прошла успешно, выходим на финишную прямую. Выступили мы прямо, как ушикен на общей пробежке. Ушиджима впереди колонны, Кенма плетётся в хвосте У нас есть:
ХФК-АУ куда же на тот свет без огурцов - гифонька с приключениями, экшеном и даже немного нцой
Нёх-АУ, к которому преимущественно и относится рифмоплётство выше
и кот в тельце Танабата-АУ про то, как звёзды сошлись и ушикен сложился ибо ничто другое нм в этом вопросе не поможет


Сходите и погладьте нас


Вот и закончились ШВ.
#большеникагда

Безмерно горжусь командой! Мы все просто круче Ушиджимы и Хинаты вместе взятых - взяли, преодолели, и СМОГЛИ. Каждый расширил свои горизонты, сделал что-то новое для себя и не дал мячу упасть в самый ответственный момент. Мы не слили ни одной выкладки! Более того, есть выкладки, которые мы закрыли по оргмаксимуму! Да мы же... да мы же подняли количество ушикенного контента в руфендоме в восемь раз!
С моей точки зрения, все герои: и заворачивавшаяся в каждую выкладку, как в новый ковёр, Ladyhella и ответственный котик doa. и припасшая за пазухой бомбу Эиринн и наш таинственнвый вирт Луна и Остров и повелитель запятых, пожелавшая остаться анинимной бета

И отдельный книксен всем, кто нас поддерживал. Можно ткнуть в баннер теперь банановый! в последний раз и сходить взять себе большую золотую медаль ачивку. Там целых десять для читателей, махателей помпонами и мимокрокодилов, и ещё немного для командочки. Ну, и, конечно же, погладить нас в комментариях напоследок

запись создана: 19.11.2017 в 12:05

@темы: Слэш, Ссылки, Фанфики, Волейболь!!

---

Тера, кудабля?! Куда тебя уже понесло?!
... Но я так люблю рождественские календарииии И вообще, нужны успокаивающие упражнения после этих шв! Вот!

Цель этого маленького марафона - закрыть творческий год с пользой.
с 10 по 30 декабря ежедневно будет открываться одна ячейка календаря,
в которой будет указана рандомная суточная норма слов.
Календарь и ачивки работают по принципу вылупляшек.

Рождественский нано-календарь 2017

Рождественский нано-календарь
(открывается ежедневно)

@темы: Фанфики, Флэшмоб, Why I do village of the wheel of the vacuum cleaner?