Having been
Закончилось меряние прейрингами к ДСВ, можно выдохнуть и собрать в кучку все, что успела там посеять. В любом случае, я сама от себя в шоке и ахуе. На сколько-сколько драбблов меня развезло?!
Не то чтобы они мне все нравились, но собрать надо. Поэтому пост.
Глупая заграничная традицияГлупая заграничная традиция
В ровном гуле столичного рынка казалось, что Пеннело открывает и закрывает рот, как песчаная рыба. Баш в который раз покачал головой, и девочка с досадой сморщилась, а затем начала пробиваться сквозь толпу. Баш сосредоточился на листах со списком покупок, руку с которыми она вытянула над головой, и поспешил следом, насколько позволяли узлы и мешки, оттягивавшие плечи.
Ребенок нашелся на краю необъятного ковра, увлеченно копающейся в куче безделушек, больше напоминающей свалку бастардов скобяной артели и слюдяного карьера. Баш мысленно вздохнул, девочка все-таки девочка, все они сороки в шестнадцать лет. Но, как ни жалко, надо ее отсюда оттаскивать, на корабле ждут. Да и лишних гил не бывает, бывает дополнительное зелье.
- Сейчас, Баш, сейчас, еще секундочку – лихорадочно звякали в пальцах побрякушки. – Еще минуточку! Ну, ведь когда же еще! – На жирной рыжеватой пыли поблескивал ряд латунных медальонов. Пеннело поднимала к глазам то один, то другой, то снова кидалась рыться в общей куче.
- Когда же еще, - на секунду она подняла к нему лицо, на котором не к месту читался почти испуг. – Когда же еще, а то вся жизнь так и кончится!
- Эту! – наконец, решила она, пока Баш пытался понять, что ему только что сказали.
На волне адреналина, всю обратную дорогу Пеннело не переставая трещала, - воистину сорока, - и полировала, - то платочком, то нарукавником, то кончиком собственного хвоста, - слегка мятый медальон в форме сердечка. Баш не мог решить, что ему больше жалко, безделушку или собственные уши, в которые посыпалось слишком много информации о празднике, мода на который пришла вместе с розаррийскими опереттами. Идея праздника заключалась в том, что все должны были признаваться в любви и проводить время со своей парой, точно как в тех опереттах на сорок актов. Что бы те розаррийцы умного придумали, мысленно ворчал Баш.
Чтоб Кухулин тем розаррийцам под окном прошелся, мысленно ругался Баш в темноту номера. Идеи в голове, достойные разве что кисейной гимназистки, водили хороводы и выстраивались в стройные колонны, и даже повернуться пару раз, да подбить подушку, чтобы прогнать их, было нельзя. Бальфир проснется тут же и не уймется ведь, пока не дознается, почему «доброму капитану не спится после обычной «колыбельной».
Слегка повернув голову, Баш уткнулся лбом в колючий ежик невидимых в черной комнате, что твой коэрл, волос. Впрочем, Бальфир и днем, как коэрл, только скажи поперек, будет шипеть и кидаться молниями. И расцветка у котов похожа на то, что он обычно носит. Да и мех в пятнышко бы подошел, наверное.
За обдумыванием понравившейся идеи, Баш так и уснул, распластав партнера под собой. Назавтра выяснилось, что среди плохо продуманных деталей плана было, например, объяснение, зачем ему туша коэрла.
Раннее февральское утро и Фран застали Баша врасплох. Бывший генерал никогда больше не хотел бы быть обнаруженным за прошиванием пижонского пятнистого пояса, но уж больно время поджимало. Впрочем, Фран добродушно фыркнула в свою кружку что-то вроде «два идиота» и запрыгнула на крыло своей любимой «птички». Баш хотел бы надеяться, что это было добродушно.
Не смотря на то, что пояс был закончен еще до того, как все проснулись, за весь день он так и не собрался с духом вручить подарок. Утешал только оттопыривающийся карман Пеннело, где, заботливо завернутый в новенький платок, дожидался свого часа медальон. Ну, насколько может утешать сравнение с шестнадцатилетней девчонкой. Впрочем, оценил Баш, инструктируя Ваана на первую стражу, у нее полночи впереди, если не сбежит.
А ведь у него тоже!
Неловко свернув разговор с парнем, Баш поспешил в палатку; будить Бальфира – плохая примета. К счастью, пират искал что-то наощупь в вещмешке и без колебаний отвлекся, когда Баш заставил его встать рядом с собой и принялся целовать, привычно расстегивая пояс. А затем, не прекращая целовать, стал застегивать на нем пояс, и Бальфир даже успел начать возмущаться, когда сам дотронулся до бедер и почувствовал под пальцами мех.
- Люблютебялюблю – неразборчиво выдал между поцелуями Баш.
«Капитан, вам бес в ребро?» «Ты оперетты вместе с Пеннело смотрел или труппа и до Нальбины докатилась?» «Ты меня за гимназистку принял или себя?» Бальфир старательно глотал комментарии, топил их, заталкивая собственным языком едва не в горло Башу. И, наконец, зажав в кулаках подол красного жилета, он выдохнул, прервав поцелуй:
- И я люблю тебя, мой добрый капитан.
- И романтичный! – через секунду хохотал Бальфир, падая под весом любовника на подстилку. Пока Баш был занят второй попыткой раздеть пирата, тот незаметно потянулся к вещмешку и спустя пару секунд таки нащупал плоскую коробку. В голове крутилась утешающая мысль, что влюбленная гимназистка тут хотя бы не он один.
Солнце в небе
Солнце в небе
Баш сосредоточенно разглядывал хрустальную витрину. Уж несколько раз он вроде бы останавливался на чем-то конкретном, но потом мысленно выдавал себе подзатыльник. Мало ли что ему нравится, были все шансы, что строгий ободок Бальфир просто не наденет. Да и даже если наденет, тот затеряется среди ярких колец со сверкающими самоцветами, эмалью и гравировкой. В который раз Баш постарался сосредоточиться на украшениях понаряднее, но уже через минуту у него снова зарябило в глазах. Когда он уже направился к выходу из ювелирного салона, одна из девушек-консультантов, постаравшихся при его появлении слиться с обивкой стен, все-таки рискнула, едва шелестя каблучками по шлифованному каменному полу, подбежать к нему:
- Судья-Магистр Габрант, сэр, может, я могу вам чем-то помочь?
Баш только покачал головой, чем эта девочка может помочь, не зная ничего ни о нем, ни о Бальфире. Он сам-то не знает, чего он хочет.
- Пожалуйста, сэр, - девочка становилась все бледнее и несчастнее с каждой секундой, - позвольте помочь вам сделать выбор, вдвоем у нас обязательно получится. Скажите, вы ищете для себя или в подарок?
- В подарок, - казалось, гудение из-под шлема чуть не отправило консультанта в окончательный нокаут.
- Вы думаете о кольце, не так ли? – Профессионализм консультанта одного из лучших салонов Аркадиса все-таки победил. – Разрешите мне предположить, сэр, источник затруднения в том, что ваши вкусы разнятся?
Дождавшись утвердительного покачивания рогов девушка продолжила:
- Присядьте, пожалуйста, сюда, Судья-Магистр Габрант, сэр. Будьте любезны, скажите, мысли о чем приходят вам в голову, когда вы вспоминаете эту леди? Каковы ваши ассоциации?
Под шлемом заухали, и даже вроде закашлялись, но ответ прозвучал уверенно:
- Небо!
Через мгновение перед его глазами оказалась переносная витрина с несколькими кольцами. Невозможно было отвести взгляд от скани из едва заметных нитей иридия или мифрила. Кольцо из золотистого мифрила с аквамарином было, казалось, воплощением бескрайнего неба над океаном, когда Штраль скользит между двумя безднами.
- Что-нибудь здесь напоминает вам об этой леди? Должно быть что-то еще? – голосок помощницы журчал над ухом, и теперь уже Баш не задавался вопросом, как она может что-то знать. В конце концов, тут она профессионал.
- Не хватает солнца, - прозвучало из-под рогатого шлема. – Слепящего солнца, как если искать в небе птицу. Чтобы глаза слезились, и казалось, что падаешь.
Еще мгновение, и выставка перед Башем сменилась. Теперь это были не просто железные обручи, а, скорее, маленькие солнца, удерживаемые ободками. Хризолиты, христопразы, топазы и даже золотой алмаз. Отраженные пару тысяч раз лампы создали ореол из зайчиков, весело расцветили доспех.
- Снова не то, Судья-Магистр Габрант, сэр?
- Они все слишком прозрачные, неяркие.
- Леди предпочитает яркие цвета, сэр?
- Да. Только самые ярки вещи будут заметны рядом. О… - под шлемом снова как будто закашлялись – Она сама очень яркая. Еще камень не должен быть слишком выпуклым. Так же приоритетным является надежность крепления, я хочу, чтобы о… она носила его всегда.
- О, сэр, - девушка, казалось, задохнулась от восторга, - я думаю, мы можем предложить вам исключительный вариант.
В бархатную подушечку было утоплено единственное кольцо. Все целиком оно было выточено из камня, в ясной голубой глубине которого пробегали золотые искры. Баш потянулся было к камню, но когда в поле его зрения попала латная перчатка, покачал головой:
- Она много жестикулирует, фехтует, управляет… ездит верхом. Камень расколется.
- О нет, Судья-Магистр, сэр, этот чистейший гёкит был обработан по последним технологиям, самая современная техника, это буквально-таки прорыв! – До Баша доносились разрозненные фразы из восторженной речи консультанта. Он следил за золотыми искрами в камне и вспоминал, как однажды Фран и Бальфир учили его водить Штраль, и Баш чуть не искупал их «птичку» в океане, потому что не мог заставить себя смотреть в невыносимо яркое, залитое солнцем небо достаточно долго, чтобы выполнить маневр. Искры вспыхивали, как отражение солнца в глазах пирата.
Всю следующую неделю высшее, а так же среднее, и даже немного низшее, общество Аркадиса со вкусом обсуждало таинственную леди, которой Судья-Магистр Габрант купил кольцо, сравнимое по стоимости с полугодовыми затратами на содержание имперской армии. Но поскольку объявления о бракосочетании так и не последовало, еще на пару месяцев самой животрепещущей темой во всех салонах стала скандальная новость о том, что самый холодный из Судей-Магистров живет с содержанкой
Кусочек неба и немного солнца
Кусочек неба и немного солнца
Еще не открывая глаз, Баш повернул голову, так чтобы лежавшая у него на щеке ладонь теперь оказалась на губах, и принялся выцеловывать и вылизывать. Утолщения в нижней части – от пистолета, не раз спасавшего жизнь и хозяину, и ему. Мозоли на бугорках под пальцами – от штурвала. Просовывая кончик носа между пальцами, он щекотал, а потом снова лизал кожу, особенно тонкую именно там. Пытаясь обвить то один, то другой палец языком, Баш поднялся вверх до кончиков и стал покусывать подушечки. На этом месте ему пришлось удержать «лакомство» за запястье, поскольку руку попытались отнять – хозяин не давал подушечкам пальцев огрубеть, чтобы было легче нащупывать крап на картах. Извиняясь за грубое обращение, Баш полностью забрал указательный и средний пальцы в рот, зализывая все возможные и невозможные ранки. Под боком заурчали и заворочались.
К моменту, когда Баш наигрался с пальцами, последний раз пробежался поцелуями по всей ладони и все-таки открыл глаза, Бальфир уже сидел на нем верхом. Баш снова прищурился, хоть утреннее солнце и изумительно подсвечивало уши его любовника розовым, слепило оно со сна немилосердно. Он перевел взгляд на правую руку Бальфира, которой тот упирался ему в грудь. Ухмыльнулся и скосил глаза на левую, чтобы убедиться, затем, не устояв, еще раз лизнул пальцы, как раз по белым полоскам.
- Они когда-нибудь вообще загорят?
Бальфир пожал плечами.
- Не поверишь, я их не прячу. Загорят, наверное, еще через полгода. – Он сел поудобнее и запустил руки в забавно-короткие волосы любовника. Солнце с новой, как и каждое утро, силой отражалось в синем ободке кольца, отражалось от него солнечными зайчиками, которые тут же запутывались в волосах Баша, и еще ярче выделяло незагорелые, светлые полосы на пальцах Бальфира.
Никогда не поздно
Никогда не поздно
Иногда Башу очень хотелось, чтобы Сид Бунанса был жив. Посмотреть тому в глаза и спросить, как он воспитывал сына, и не стыдно ли ему теперь. Впрочем, если сын пошел в отца, то надежды было мало, поскольку Ффамрану Бунанса стыдно не было абсолютно. Закинув скованные руки на спинку кушетки, тот оглядывал полки в кабинете Судьи-Магистра Габранта с таким видом, будто выбирал, что бы почитать воскресным вечером.
- Бальфир, доступно ли тебе, что перед лицом законов Аркадии даже Судьи-Магистры не всегда могут сделать поблажку? – Судя по оскалу, пират в это верил не больше, чем Фран в зубную фею. – Не когда более двухсот человек видели тебя при попытке хищения короны Лекрла Второго прямо с выставки. – При общении с Бальфиром, неоправданно много сил всегда уходило на то, чтобы не биться головой о стол.
- Да, неудачно вышло, - покладисто согласился пират. – Зато эффектно. Нечасто все-таки у нас столь обширная аудитория.
За стеклом, купаясь в аркадийском лете, сонно жужжали мухи. Сочные золотистые лучи разбегались зайчиками от фурнитуры на сабо, покачивавшемся на самых пальцах.
Ну, не судить же его, даже за хулиганство. Обидится насмерть, да и все равно Фран его вытащит, а это еще выговор от Заргаабата за смену замков в тюремном корпусе.
- Скажите, Судья-Магистр Габрант, вам манеры вместе с фамилией передались? Гостей надо развлекать. Тем более, удерживаемых насильно.
Садить нельзя. Разговаривать не получится. И почему он каждый раз прилетает в Аркадис чтобы скорее устроить балаган, чем что либо еще? Нашел песочницу.
Баш резко отодвинулся вместе со стулом.
- Пойди сюда, Бальфир.
Не без небольшого представления, пират соскользнул с нагретого дивана. Расстояние в полдюжины шагов от кушетки до стола, казалось бы, не располагало к длительным прогулкам, тем не менее, за то время, пока пират неспеша, потягиваясь, выполнял судейский приказ, Баш расстегнул ремень на броне. Бальфир уже не столько изображал лень и непослушание, сколько красовался, напрягая мускулы. Он уже начал опускаться на пол между ног партнера, когда тот остановил его, потянув за пояс. Стоило лишь ослабить застежки, как пират сам начал изворачиваться, помогая быстрее стянуть его обычные пижонские узкие кожаные штаны.
Башу стало даже немного стыдно за удовлетворение, которое он почувствовал, когда самодовольная улыбка разбилась в удивленном возгласе. Потрескавшаяся кожа изношенных перчаток с почти слышным шорохом прошлась по ёжику волос на затылке и остановилась на шее, удерживая голову перекинутого через колени пирата ближе к полу. Второй рукой Баш вытаскивал из шлевок широкий простроченный ремень, входивший в доспех. До того озадаченно притихший Бальфир начал извиваться у него на коленях с удвоенным энтузиазмом.
Поразмыслив немного, Баш намотал на кисть конец с пряжкой, крайние меры стоило оставить на случай рецидива.
Тождественность
Тождественность
Говорят, что первые детские обиды самые яркие. С опытом, с годами на душе появляются мозоли, как на ладонях, кожа на которых день за днем стирается о рукоять меча. Если бы Башу фон Ронсенбергу было, кому об этом сказать, он бы пожаловался на бессовестную ложь. Бывает, что в сорок болит так же, как в десять.
Именно в лето после десятой их зимы Баш почти физически почувствовал горечь под языком от того что он – одно из двух взаимозаменяемых слагаемых. На майском фестивале Роза, внучка мельника из соседнего села, ходившая в школу при храме, подошла и поцеловала его в щеку. У нее были глупые косы, голубые, как у всех, глаза и шершавые руки, Башу она даже не нравилась. А потом она сказала, что ей нравился Ноа, но поцеловать его она стеснялась. Башу она даже не нравилась, но это все равно было обидно.
За последующие годы в ордене ситуация повторялась десятки раз, и он снова и снова сначала испытывал мгновенный укол ненависти к миру, а потом часами ненавидел за это себя. Баш никогда не отказался бы от своей второй половины, от брата, с которым они делили каждую секунду своей жизни. В моменты же, когда окружающие показывали, что считают их не просто схожими, но тождественными, он желал быть кем-нибудь другим.
Если напрягать мышцы день за днем, то через месяц нагрузка, которая раньше валила тебя с ног, покажется разминкой, это правило Баш усвоил на первых же тренировках, и позже повторял ее кадетам с той же интонацией, как это делал отец. Но каждый день напоминал, что еще для одного человека его лицо – копия чужого.
Когда Бальфир тянется за смазкой, которой нет во втором ящике прикроватной тумбы; когда пират делит утреннюю газету на равные стопки; когда он украдкой выплескивает подслащеный чай с балкона; когда внутренней стороне бедер, которая была особенной чувствительной у его брата, уделяется особое внимание, Башу кажется, что это не заживет никогда.
Три раза, когда Баш и Бальфир не поцеловались
Три раза, когда Баш и Бальфир не поцеловались
Раз.
Позади все еще искрили оперативно искрошенные мимики, наверное, жаловались, что им больше не уделяют внимания. Теперь, когда с севера уже задувало пыльным, пустынным, но ветром, у всех появились новые силы, чтобы почти бежать. Бальфир был счастлив. Он ненавидел подземелья (а в особенности, подземные лаборатории) и узкие каменные коридоры (а в особенности, коридоры в общежитии при академии), и, по его мнению, за последние пару суток он повидал их более, чем достаточно. Бальфир раскинул руки, - на правой лопатке привычно царапнулось ружьё, - небо было прекрасным как никогда.
Он оглянулся на компаньонов и первым, кто попал в его поле зрения, был бывший постоялец этих подземелий. «Ох, древние боги, а ведь добрый капитан не видел этой красоты два года! Как же он жил-то?!» - пронеслось у Бальфира в голове.
В глазах у рыцаря не было слез, не было и эйфории на лице, только чистое облегчение. Бальфиру захотелось подойти и расцеловать его в обе щеки, Ноа говорил, так приветствовали дорогих друзей в Ландисе, и сказать: «Добро пожаловать! Наконец-то».
Два.
- Первый пошел, - хлопнул он по плечу, подгоняя девчушку.
Ашелия прошествовала по трапу с видом принцессы Абрахас, идущей на эшафот.
- Ваше высочество, ножки болят? – Он просто не мог этого не сказать. - Может каблучки снимешь? – Крикнул он согнутой, поскольку принцесса как раз переступала порог, спине.
- Молодой человек, проезд оплачиваем. – Воротник на жилете Ваана, устремившегося было внутрь Штрали, возмущенно затрещал.
- Бальфир, ты че…
- Мальчиков бесплатно не возим.
- Да че…
- Дискриминация по гендерному признаку. С тебя камушек.
- Че, да, он же нужен еще!
- Потом отдашь. – Бальфир не просто отпустил Ваана, но и придал ускорения. Затем он повернулся к последнему из вынужденных пассажиров. Рыцарь смотрел то ли на него, то ли на свое отражение в обшивке, а может и на зеленых муглов с рыльцами, которых видел вместо Бальфира и всех остальных, кроме Ашелии.
Хозяин корабля сделал шаг вперед и оказался лицом к лицу с мужчиной.
- И, - протянул он, - чем будем оплачивать проезд? За себя, а так же за женщин и детей, да, добрый капитан?
- Предлагай, пират, – слова прозвучали хрипло, будто говорящий только что проснулся.
Бальфир наклонился вперед, и его лицо оказалось едва ли в сантиметре от лица Баша, губы от губ. На секунду он скосил глаза на шелушащийся кончик носа капитана.
- Ммм, начнем с поцелуев?
Бальфир убедился в двух вещах. Первая была хорошая: рыцарский стоицизм пережил все. Вторая плохой: видимо рыцарский стоицизм все изжил.
Он по-шутовски выпрямился и с драматическим вздохом показал на люк. Баш вымуштровано кивнул и поднялся по трапу. На пороге он остановился и, глядя внутрь Штрали, проконстатировал:
- У тебя на борту заяц.
Три.
Прошел, наверное, час с рассвета, значит Баш будет спать еще где-то час. Весной солнце рано поднимается над шпилями столичных замков. По крайней мере, если Бальфир правильно помнил, он мог и все уже забыть на этом Потерянном континенте, где сырость болотная, что зимой, что летом.
Не отводя взгляда от панорамного окна, Бальфир рассеянно шнуровал рубашку. Самым сложным было выползти из-под руки, ему пару раз даже казалось, что Баш сейчас почувствует движение и подомнет его под себя целиком. Но операция прошла успешно, и теперь можно было даже слегка шуметь, не боясь разбудить. Отвык добрый капитан от солдатско-партизанских будней, отвык. Можно, пожалуй, подразнить его тем, что скоро брюшко появится.
За бронированным стеклом встречал новый день Аркадис. Бальфир старательно расфокусировал взгляд, чтобы видеть в стекле отражение растянувшегося между смятыми простынями мужчины. Ему хотелось снова опуститься на кровать, потормошить Баша и получить свой поцелуй на прощание. Ему хотелось хотя бы прижаться к отражению, но это было бы уж слишком отчаянно.
Постояв перед окном еще минуту, воздушный пират затянул пряжки на поясе и вышел из квартиры.
+ 1стрела, так и не покинувшая колчан Купидона снаряд. Вообще, у меня оставалось два, но там бред, просто бред.
Пенелопа
Пенелопа
Каждое утро Баша фон Ронсенберга, ныне Габранта, начинается с ритуала. Еще не открывая глаз, он ощупывает противоположный край постели, затем поворачивается так, чтобы первое, что он увидел, было тяжелое широкое кресло с низкими ножками, стоящее у панорамного окна. Затем он открывает глаза, окидывает взглядом кресло, подходит к окну и немного, совсем недолго позволяет себе следить за небом.
Он не ждет, он знает, что его рука огладит прохладную простынь, что в кресле можно найти только брошенный вчера на подлокотник свитер. Небу же свойственно разнообразие, одно и то ж облако не станет задерживаться на месте на полдня. Даже если кажется, что императорский дворец накрепко зацепил его шпилем. Даже если тебе очень хочется. Даже если ему очень хочется. Небо не знает границ, оно ведет из края в край.
Иногда Баш не ждет, но где-то прошел шторм, и Штраль занесло в Аркадис. Тогда Бальфир, обосновавшись в низком кресле, вечер напролет рассказывает о местах, где Баш, как он надеется, никогда не побывает. О том, что на Потерянном континенте сумерки в три раза длиннее ночи; что Мьирн основала новое поселение; что на Богом забытом острове его чуть не принесли в жертву из-за кольца, потому что гёкит считают священным камнем; что в Ландисе снова обострение у партизанских движений; что в Балфонхейме ходят слухи о еще одном континенте.
Бальфир спит всегда полусвесившись с кровати, словно это койка, где даже дети помещались с трудом.
Штраль отремонтируют после полудня, и вечером Баш кинет на пустое кресло свитер и не станет ждать.
Азарт сподвигнул меня даже на то, чтобы залезть в граф. редактор. Поскольку рисовать я не умею, взялась делать коллажи. Мои любимые, по шаблону asofterworld (здравствуйте, ФК и футислеш
)
Больше всех нравится мне? Из этих, наверное, с небом.
Пользуясь случаем, стряхну пыль с asofterworld по 4ке. Вот их я обожаю. Не очень хорошо тащиться с собственной работы, да? Простите, но опыты с графикой для меня так редки, что если хоть что-то получается, я автоматически люблю результат XD
Кстати, оригинальные стрипы A softer world можно посмотреть здесь. Одного не понимаю, как авторам вообще пришло в голову так назвать зачастую довольно циничный проект?
Не то чтобы они мне все нравились, но собрать надо. Поэтому пост.
Глупая заграничная традицияГлупая заграничная традиция
В ровном гуле столичного рынка казалось, что Пеннело открывает и закрывает рот, как песчаная рыба. Баш в который раз покачал головой, и девочка с досадой сморщилась, а затем начала пробиваться сквозь толпу. Баш сосредоточился на листах со списком покупок, руку с которыми она вытянула над головой, и поспешил следом, насколько позволяли узлы и мешки, оттягивавшие плечи.
Ребенок нашелся на краю необъятного ковра, увлеченно копающейся в куче безделушек, больше напоминающей свалку бастардов скобяной артели и слюдяного карьера. Баш мысленно вздохнул, девочка все-таки девочка, все они сороки в шестнадцать лет. Но, как ни жалко, надо ее отсюда оттаскивать, на корабле ждут. Да и лишних гил не бывает, бывает дополнительное зелье.
- Сейчас, Баш, сейчас, еще секундочку – лихорадочно звякали в пальцах побрякушки. – Еще минуточку! Ну, ведь когда же еще! – На жирной рыжеватой пыли поблескивал ряд латунных медальонов. Пеннело поднимала к глазам то один, то другой, то снова кидалась рыться в общей куче.
- Когда же еще, - на секунду она подняла к нему лицо, на котором не к месту читался почти испуг. – Когда же еще, а то вся жизнь так и кончится!
- Эту! – наконец, решила она, пока Баш пытался понять, что ему только что сказали.
На волне адреналина, всю обратную дорогу Пеннело не переставая трещала, - воистину сорока, - и полировала, - то платочком, то нарукавником, то кончиком собственного хвоста, - слегка мятый медальон в форме сердечка. Баш не мог решить, что ему больше жалко, безделушку или собственные уши, в которые посыпалось слишком много информации о празднике, мода на который пришла вместе с розаррийскими опереттами. Идея праздника заключалась в том, что все должны были признаваться в любви и проводить время со своей парой, точно как в тех опереттах на сорок актов. Что бы те розаррийцы умного придумали, мысленно ворчал Баш.
Чтоб Кухулин тем розаррийцам под окном прошелся, мысленно ругался Баш в темноту номера. Идеи в голове, достойные разве что кисейной гимназистки, водили хороводы и выстраивались в стройные колонны, и даже повернуться пару раз, да подбить подушку, чтобы прогнать их, было нельзя. Бальфир проснется тут же и не уймется ведь, пока не дознается, почему «доброму капитану не спится после обычной «колыбельной».
Слегка повернув голову, Баш уткнулся лбом в колючий ежик невидимых в черной комнате, что твой коэрл, волос. Впрочем, Бальфир и днем, как коэрл, только скажи поперек, будет шипеть и кидаться молниями. И расцветка у котов похожа на то, что он обычно носит. Да и мех в пятнышко бы подошел, наверное.
За обдумыванием понравившейся идеи, Баш так и уснул, распластав партнера под собой. Назавтра выяснилось, что среди плохо продуманных деталей плана было, например, объяснение, зачем ему туша коэрла.
Раннее февральское утро и Фран застали Баша врасплох. Бывший генерал никогда больше не хотел бы быть обнаруженным за прошиванием пижонского пятнистого пояса, но уж больно время поджимало. Впрочем, Фран добродушно фыркнула в свою кружку что-то вроде «два идиота» и запрыгнула на крыло своей любимой «птички». Баш хотел бы надеяться, что это было добродушно.
Не смотря на то, что пояс был закончен еще до того, как все проснулись, за весь день он так и не собрался с духом вручить подарок. Утешал только оттопыривающийся карман Пеннело, где, заботливо завернутый в новенький платок, дожидался свого часа медальон. Ну, насколько может утешать сравнение с шестнадцатилетней девчонкой. Впрочем, оценил Баш, инструктируя Ваана на первую стражу, у нее полночи впереди, если не сбежит.
А ведь у него тоже!
Неловко свернув разговор с парнем, Баш поспешил в палатку; будить Бальфира – плохая примета. К счастью, пират искал что-то наощупь в вещмешке и без колебаний отвлекся, когда Баш заставил его встать рядом с собой и принялся целовать, привычно расстегивая пояс. А затем, не прекращая целовать, стал застегивать на нем пояс, и Бальфир даже успел начать возмущаться, когда сам дотронулся до бедер и почувствовал под пальцами мех.
- Люблютебялюблю – неразборчиво выдал между поцелуями Баш.
«Капитан, вам бес в ребро?» «Ты оперетты вместе с Пеннело смотрел или труппа и до Нальбины докатилась?» «Ты меня за гимназистку принял или себя?» Бальфир старательно глотал комментарии, топил их, заталкивая собственным языком едва не в горло Башу. И, наконец, зажав в кулаках подол красного жилета, он выдохнул, прервав поцелуй:
- И я люблю тебя, мой добрый капитан.
- И романтичный! – через секунду хохотал Бальфир, падая под весом любовника на подстилку. Пока Баш был занят второй попыткой раздеть пирата, тот незаметно потянулся к вещмешку и спустя пару секунд таки нащупал плоскую коробку. В голове крутилась утешающая мысль, что влюбленная гимназистка тут хотя бы не он один.
Солнце в небе
Солнце в небе
Баш сосредоточенно разглядывал хрустальную витрину. Уж несколько раз он вроде бы останавливался на чем-то конкретном, но потом мысленно выдавал себе подзатыльник. Мало ли что ему нравится, были все шансы, что строгий ободок Бальфир просто не наденет. Да и даже если наденет, тот затеряется среди ярких колец со сверкающими самоцветами, эмалью и гравировкой. В который раз Баш постарался сосредоточиться на украшениях понаряднее, но уже через минуту у него снова зарябило в глазах. Когда он уже направился к выходу из ювелирного салона, одна из девушек-консультантов, постаравшихся при его появлении слиться с обивкой стен, все-таки рискнула, едва шелестя каблучками по шлифованному каменному полу, подбежать к нему:
- Судья-Магистр Габрант, сэр, может, я могу вам чем-то помочь?
Баш только покачал головой, чем эта девочка может помочь, не зная ничего ни о нем, ни о Бальфире. Он сам-то не знает, чего он хочет.
- Пожалуйста, сэр, - девочка становилась все бледнее и несчастнее с каждой секундой, - позвольте помочь вам сделать выбор, вдвоем у нас обязательно получится. Скажите, вы ищете для себя или в подарок?
- В подарок, - казалось, гудение из-под шлема чуть не отправило консультанта в окончательный нокаут.
- Вы думаете о кольце, не так ли? – Профессионализм консультанта одного из лучших салонов Аркадиса все-таки победил. – Разрешите мне предположить, сэр, источник затруднения в том, что ваши вкусы разнятся?
Дождавшись утвердительного покачивания рогов девушка продолжила:
- Присядьте, пожалуйста, сюда, Судья-Магистр Габрант, сэр. Будьте любезны, скажите, мысли о чем приходят вам в голову, когда вы вспоминаете эту леди? Каковы ваши ассоциации?
Под шлемом заухали, и даже вроде закашлялись, но ответ прозвучал уверенно:
- Небо!
Через мгновение перед его глазами оказалась переносная витрина с несколькими кольцами. Невозможно было отвести взгляд от скани из едва заметных нитей иридия или мифрила. Кольцо из золотистого мифрила с аквамарином было, казалось, воплощением бескрайнего неба над океаном, когда Штраль скользит между двумя безднами.
- Что-нибудь здесь напоминает вам об этой леди? Должно быть что-то еще? – голосок помощницы журчал над ухом, и теперь уже Баш не задавался вопросом, как она может что-то знать. В конце концов, тут она профессионал.
- Не хватает солнца, - прозвучало из-под рогатого шлема. – Слепящего солнца, как если искать в небе птицу. Чтобы глаза слезились, и казалось, что падаешь.
Еще мгновение, и выставка перед Башем сменилась. Теперь это были не просто железные обручи, а, скорее, маленькие солнца, удерживаемые ободками. Хризолиты, христопразы, топазы и даже золотой алмаз. Отраженные пару тысяч раз лампы создали ореол из зайчиков, весело расцветили доспех.
- Снова не то, Судья-Магистр Габрант, сэр?
- Они все слишком прозрачные, неяркие.
- Леди предпочитает яркие цвета, сэр?
- Да. Только самые ярки вещи будут заметны рядом. О… - под шлемом снова как будто закашлялись – Она сама очень яркая. Еще камень не должен быть слишком выпуклым. Так же приоритетным является надежность крепления, я хочу, чтобы о… она носила его всегда.
- О, сэр, - девушка, казалось, задохнулась от восторга, - я думаю, мы можем предложить вам исключительный вариант.
В бархатную подушечку было утоплено единственное кольцо. Все целиком оно было выточено из камня, в ясной голубой глубине которого пробегали золотые искры. Баш потянулся было к камню, но когда в поле его зрения попала латная перчатка, покачал головой:
- Она много жестикулирует, фехтует, управляет… ездит верхом. Камень расколется.
- О нет, Судья-Магистр, сэр, этот чистейший гёкит был обработан по последним технологиям, самая современная техника, это буквально-таки прорыв! – До Баша доносились разрозненные фразы из восторженной речи консультанта. Он следил за золотыми искрами в камне и вспоминал, как однажды Фран и Бальфир учили его водить Штраль, и Баш чуть не искупал их «птичку» в океане, потому что не мог заставить себя смотреть в невыносимо яркое, залитое солнцем небо достаточно долго, чтобы выполнить маневр. Искры вспыхивали, как отражение солнца в глазах пирата.
Всю следующую неделю высшее, а так же среднее, и даже немного низшее, общество Аркадиса со вкусом обсуждало таинственную леди, которой Судья-Магистр Габрант купил кольцо, сравнимое по стоимости с полугодовыми затратами на содержание имперской армии. Но поскольку объявления о бракосочетании так и не последовало, еще на пару месяцев самой животрепещущей темой во всех салонах стала скандальная новость о том, что самый холодный из Судей-Магистров живет с содержанкой
Кусочек неба и немного солнца
Кусочек неба и немного солнца
Еще не открывая глаз, Баш повернул голову, так чтобы лежавшая у него на щеке ладонь теперь оказалась на губах, и принялся выцеловывать и вылизывать. Утолщения в нижней части – от пистолета, не раз спасавшего жизнь и хозяину, и ему. Мозоли на бугорках под пальцами – от штурвала. Просовывая кончик носа между пальцами, он щекотал, а потом снова лизал кожу, особенно тонкую именно там. Пытаясь обвить то один, то другой палец языком, Баш поднялся вверх до кончиков и стал покусывать подушечки. На этом месте ему пришлось удержать «лакомство» за запястье, поскольку руку попытались отнять – хозяин не давал подушечкам пальцев огрубеть, чтобы было легче нащупывать крап на картах. Извиняясь за грубое обращение, Баш полностью забрал указательный и средний пальцы в рот, зализывая все возможные и невозможные ранки. Под боком заурчали и заворочались.
К моменту, когда Баш наигрался с пальцами, последний раз пробежался поцелуями по всей ладони и все-таки открыл глаза, Бальфир уже сидел на нем верхом. Баш снова прищурился, хоть утреннее солнце и изумительно подсвечивало уши его любовника розовым, слепило оно со сна немилосердно. Он перевел взгляд на правую руку Бальфира, которой тот упирался ему в грудь. Ухмыльнулся и скосил глаза на левую, чтобы убедиться, затем, не устояв, еще раз лизнул пальцы, как раз по белым полоскам.
- Они когда-нибудь вообще загорят?
Бальфир пожал плечами.
- Не поверишь, я их не прячу. Загорят, наверное, еще через полгода. – Он сел поудобнее и запустил руки в забавно-короткие волосы любовника. Солнце с новой, как и каждое утро, силой отражалось в синем ободке кольца, отражалось от него солнечными зайчиками, которые тут же запутывались в волосах Баша, и еще ярче выделяло незагорелые, светлые полосы на пальцах Бальфира.
Никогда не поздно
Никогда не поздно
Иногда Башу очень хотелось, чтобы Сид Бунанса был жив. Посмотреть тому в глаза и спросить, как он воспитывал сына, и не стыдно ли ему теперь. Впрочем, если сын пошел в отца, то надежды было мало, поскольку Ффамрану Бунанса стыдно не было абсолютно. Закинув скованные руки на спинку кушетки, тот оглядывал полки в кабинете Судьи-Магистра Габранта с таким видом, будто выбирал, что бы почитать воскресным вечером.
- Бальфир, доступно ли тебе, что перед лицом законов Аркадии даже Судьи-Магистры не всегда могут сделать поблажку? – Судя по оскалу, пират в это верил не больше, чем Фран в зубную фею. – Не когда более двухсот человек видели тебя при попытке хищения короны Лекрла Второго прямо с выставки. – При общении с Бальфиром, неоправданно много сил всегда уходило на то, чтобы не биться головой о стол.
- Да, неудачно вышло, - покладисто согласился пират. – Зато эффектно. Нечасто все-таки у нас столь обширная аудитория.
За стеклом, купаясь в аркадийском лете, сонно жужжали мухи. Сочные золотистые лучи разбегались зайчиками от фурнитуры на сабо, покачивавшемся на самых пальцах.
Ну, не судить же его, даже за хулиганство. Обидится насмерть, да и все равно Фран его вытащит, а это еще выговор от Заргаабата за смену замков в тюремном корпусе.
- Скажите, Судья-Магистр Габрант, вам манеры вместе с фамилией передались? Гостей надо развлекать. Тем более, удерживаемых насильно.
Садить нельзя. Разговаривать не получится. И почему он каждый раз прилетает в Аркадис чтобы скорее устроить балаган, чем что либо еще? Нашел песочницу.
Баш резко отодвинулся вместе со стулом.
- Пойди сюда, Бальфир.
Не без небольшого представления, пират соскользнул с нагретого дивана. Расстояние в полдюжины шагов от кушетки до стола, казалось бы, не располагало к длительным прогулкам, тем не менее, за то время, пока пират неспеша, потягиваясь, выполнял судейский приказ, Баш расстегнул ремень на броне. Бальфир уже не столько изображал лень и непослушание, сколько красовался, напрягая мускулы. Он уже начал опускаться на пол между ног партнера, когда тот остановил его, потянув за пояс. Стоило лишь ослабить застежки, как пират сам начал изворачиваться, помогая быстрее стянуть его обычные пижонские узкие кожаные штаны.
Башу стало даже немного стыдно за удовлетворение, которое он почувствовал, когда самодовольная улыбка разбилась в удивленном возгласе. Потрескавшаяся кожа изношенных перчаток с почти слышным шорохом прошлась по ёжику волос на затылке и остановилась на шее, удерживая голову перекинутого через колени пирата ближе к полу. Второй рукой Баш вытаскивал из шлевок широкий простроченный ремень, входивший в доспех. До того озадаченно притихший Бальфир начал извиваться у него на коленях с удвоенным энтузиазмом.
Поразмыслив немного, Баш намотал на кисть конец с пряжкой, крайние меры стоило оставить на случай рецидива.
Тождественность
Тождественность
Говорят, что первые детские обиды самые яркие. С опытом, с годами на душе появляются мозоли, как на ладонях, кожа на которых день за днем стирается о рукоять меча. Если бы Башу фон Ронсенбергу было, кому об этом сказать, он бы пожаловался на бессовестную ложь. Бывает, что в сорок болит так же, как в десять.
Именно в лето после десятой их зимы Баш почти физически почувствовал горечь под языком от того что он – одно из двух взаимозаменяемых слагаемых. На майском фестивале Роза, внучка мельника из соседнего села, ходившая в школу при храме, подошла и поцеловала его в щеку. У нее были глупые косы, голубые, как у всех, глаза и шершавые руки, Башу она даже не нравилась. А потом она сказала, что ей нравился Ноа, но поцеловать его она стеснялась. Башу она даже не нравилась, но это все равно было обидно.
За последующие годы в ордене ситуация повторялась десятки раз, и он снова и снова сначала испытывал мгновенный укол ненависти к миру, а потом часами ненавидел за это себя. Баш никогда не отказался бы от своей второй половины, от брата, с которым они делили каждую секунду своей жизни. В моменты же, когда окружающие показывали, что считают их не просто схожими, но тождественными, он желал быть кем-нибудь другим.
Если напрягать мышцы день за днем, то через месяц нагрузка, которая раньше валила тебя с ног, покажется разминкой, это правило Баш усвоил на первых же тренировках, и позже повторял ее кадетам с той же интонацией, как это делал отец. Но каждый день напоминал, что еще для одного человека его лицо – копия чужого.
Когда Бальфир тянется за смазкой, которой нет во втором ящике прикроватной тумбы; когда пират делит утреннюю газету на равные стопки; когда он украдкой выплескивает подслащеный чай с балкона; когда внутренней стороне бедер, которая была особенной чувствительной у его брата, уделяется особое внимание, Башу кажется, что это не заживет никогда.
Три раза, когда Баш и Бальфир не поцеловались
Три раза, когда Баш и Бальфир не поцеловались
Раз.
Позади все еще искрили оперативно искрошенные мимики, наверное, жаловались, что им больше не уделяют внимания. Теперь, когда с севера уже задувало пыльным, пустынным, но ветром, у всех появились новые силы, чтобы почти бежать. Бальфир был счастлив. Он ненавидел подземелья (а в особенности, подземные лаборатории) и узкие каменные коридоры (а в особенности, коридоры в общежитии при академии), и, по его мнению, за последние пару суток он повидал их более, чем достаточно. Бальфир раскинул руки, - на правой лопатке привычно царапнулось ружьё, - небо было прекрасным как никогда.
Он оглянулся на компаньонов и первым, кто попал в его поле зрения, был бывший постоялец этих подземелий. «Ох, древние боги, а ведь добрый капитан не видел этой красоты два года! Как же он жил-то?!» - пронеслось у Бальфира в голове.
В глазах у рыцаря не было слез, не было и эйфории на лице, только чистое облегчение. Бальфиру захотелось подойти и расцеловать его в обе щеки, Ноа говорил, так приветствовали дорогих друзей в Ландисе, и сказать: «Добро пожаловать! Наконец-то».
Два.
- Первый пошел, - хлопнул он по плечу, подгоняя девчушку.
Ашелия прошествовала по трапу с видом принцессы Абрахас, идущей на эшафот.
- Ваше высочество, ножки болят? – Он просто не мог этого не сказать. - Может каблучки снимешь? – Крикнул он согнутой, поскольку принцесса как раз переступала порог, спине.
- Молодой человек, проезд оплачиваем. – Воротник на жилете Ваана, устремившегося было внутрь Штрали, возмущенно затрещал.
- Бальфир, ты че…
- Мальчиков бесплатно не возим.
- Да че…
- Дискриминация по гендерному признаку. С тебя камушек.
- Че, да, он же нужен еще!
- Потом отдашь. – Бальфир не просто отпустил Ваана, но и придал ускорения. Затем он повернулся к последнему из вынужденных пассажиров. Рыцарь смотрел то ли на него, то ли на свое отражение в обшивке, а может и на зеленых муглов с рыльцами, которых видел вместо Бальфира и всех остальных, кроме Ашелии.
Хозяин корабля сделал шаг вперед и оказался лицом к лицу с мужчиной.
- И, - протянул он, - чем будем оплачивать проезд? За себя, а так же за женщин и детей, да, добрый капитан?
- Предлагай, пират, – слова прозвучали хрипло, будто говорящий только что проснулся.
Бальфир наклонился вперед, и его лицо оказалось едва ли в сантиметре от лица Баша, губы от губ. На секунду он скосил глаза на шелушащийся кончик носа капитана.
- Ммм, начнем с поцелуев?
Бальфир убедился в двух вещах. Первая была хорошая: рыцарский стоицизм пережил все. Вторая плохой: видимо рыцарский стоицизм все изжил.
Он по-шутовски выпрямился и с драматическим вздохом показал на люк. Баш вымуштровано кивнул и поднялся по трапу. На пороге он остановился и, глядя внутрь Штрали, проконстатировал:
- У тебя на борту заяц.
Три.
Прошел, наверное, час с рассвета, значит Баш будет спать еще где-то час. Весной солнце рано поднимается над шпилями столичных замков. По крайней мере, если Бальфир правильно помнил, он мог и все уже забыть на этом Потерянном континенте, где сырость болотная, что зимой, что летом.
Не отводя взгляда от панорамного окна, Бальфир рассеянно шнуровал рубашку. Самым сложным было выползти из-под руки, ему пару раз даже казалось, что Баш сейчас почувствует движение и подомнет его под себя целиком. Но операция прошла успешно, и теперь можно было даже слегка шуметь, не боясь разбудить. Отвык добрый капитан от солдатско-партизанских будней, отвык. Можно, пожалуй, подразнить его тем, что скоро брюшко появится.
За бронированным стеклом встречал новый день Аркадис. Бальфир старательно расфокусировал взгляд, чтобы видеть в стекле отражение растянувшегося между смятыми простынями мужчины. Ему хотелось снова опуститься на кровать, потормошить Баша и получить свой поцелуй на прощание. Ему хотелось хотя бы прижаться к отражению, но это было бы уж слишком отчаянно.
Постояв перед окном еще минуту, воздушный пират затянул пряжки на поясе и вышел из квартиры.
+ 1
Пенелопа
Пенелопа
Каждое утро Баша фон Ронсенберга, ныне Габранта, начинается с ритуала. Еще не открывая глаз, он ощупывает противоположный край постели, затем поворачивается так, чтобы первое, что он увидел, было тяжелое широкое кресло с низкими ножками, стоящее у панорамного окна. Затем он открывает глаза, окидывает взглядом кресло, подходит к окну и немного, совсем недолго позволяет себе следить за небом.
Он не ждет, он знает, что его рука огладит прохладную простынь, что в кресле можно найти только брошенный вчера на подлокотник свитер. Небу же свойственно разнообразие, одно и то ж облако не станет задерживаться на месте на полдня. Даже если кажется, что императорский дворец накрепко зацепил его шпилем. Даже если тебе очень хочется. Даже если ему очень хочется. Небо не знает границ, оно ведет из края в край.
Иногда Баш не ждет, но где-то прошел шторм, и Штраль занесло в Аркадис. Тогда Бальфир, обосновавшись в низком кресле, вечер напролет рассказывает о местах, где Баш, как он надеется, никогда не побывает. О том, что на Потерянном континенте сумерки в три раза длиннее ночи; что Мьирн основала новое поселение; что на Богом забытом острове его чуть не принесли в жертву из-за кольца, потому что гёкит считают священным камнем; что в Ландисе снова обострение у партизанских движений; что в Балфонхейме ходят слухи о еще одном континенте.
Бальфир спит всегда полусвесившись с кровати, словно это койка, где даже дети помещались с трудом.
Штраль отремонтируют после полудня, и вечером Баш кинет на пустое кресло свитер и не станет ждать.
Азарт сподвигнул меня даже на то, чтобы залезть в граф. редактор. Поскольку рисовать я не умею, взялась делать коллажи. Мои любимые, по шаблону asofterworld (здравствуйте, ФК и футислеш
)Больше всех нравится мне? Из этих, наверное, с небом.
Пользуясь случаем, стряхну пыль с asofterworld по 4ке. Вот их я обожаю. Не очень хорошо тащиться с собственной работы, да? Простите, но опыты с графикой для меня так редки, что если хоть что-то получается, я автоматически люблю результат XD
Кстати, оригинальные стрипы A softer world можно посмотреть здесь. Одного не понимаю, как авторам вообще пришло в голову так назвать зачастую довольно циничный проект?
-
-
15.02.2011 в 16:32Я горжусь тем, что шипперю с тобой один пэйринг!
Заношу этот пост фцытатнег, чтобы перечитывать его длинными холодными зимними ночами!))))
А второй невыложенный драббл зря ругаешь, он очень няшный!
-
-
15.02.2011 в 17:32Юу-хууу!!! Я заражу твой цитатник спорами 4ки!
Хы, ну, не для себя же я это делала. Женщину-лапшу удовлетворил, ДСВ прошел не зря
И вообще, говорил бы тот, кто с языком на столе подгибающимися пальцами ударно строчил мету и проводил диверсантскую деятельность почти четыре часа подряд
-
-
06.04.2011 в 22:06представила, как Габрант выбирал кольцо ))) хорошо, что на нём шлем был. С одной стороны, ужасно забавно - эдакий железный человек в ювелирном магазине, а с другой, шлем спасал, он же под ним краснел невообразимо, наверное )))
Зацепила "Тождественность". Да, очень интересно посмотреть на отношения близнецов с этой точки зрения...
"Три раза, когда Баш и Бальфир не поцеловались" - три удовольствия в одном фике ))) Вы нас балуете!
Какой интересный формат коллажей! Необычно ))) лично мне больше всех понравился с "You not knowing is a big part of it" )))
-
-
06.04.2011 в 22:13Лютобешено плюсую! Я от него в диком совершенно восторге
-
-
06.04.2011 в 22:18~Tera, а можно свистнуть в перепост?
-
-
07.04.2011 в 06:24Можно =)))
Очень рада, что понравилось. Ура-ура! Значит они ничего даже вне ДСВ-угара, когда сойти могло всё, что состоит из букв