В одном счастливм детстве я проводила очнь много времени на даче, на чердаке, куда сгружалось всё "хорошее, но ненужное". Старая мебель, игрушки, распоротые пальто, лысые ковры, подшивки стремительно желтеющих журналов, книги, доставшиеся "внагрузку". Это теперь я знаю, что такое "внагрузку" и почему они сгружались туда. А тогда - сидела и читала. Всё подряд. Крестьянку, Юность, Науку и Технику, Крокодил, нкдные и однообразные "приключения" трудолюбивых инженеров и работников села. И много, много книг о Ленине: "Ленин и Печник", "Ленин и Жар-Птица", "Ленин в Шушенском"... Некоторое количество книг о прочих вождях тоже нашлось. Учитывая, что росла я в самую перестройку и почти наизусть знала (хоть и не понимала) несколько сборников политических анекдотов - воспринимались эти книги о сверженных идолах очень странно.
Уже в сознательном возрасте, среди первых впечатлений от Стамбула одно выделяется очень резко. Оно окрашено красным и чёрным - алые флаги на ночном проспекте и орущая толпа. И Угур, не обладающий и каплей патриотизма (серьёзно, ни что так не портит ему настроение в отпуске, как турецкая речь за завтраком или в лифте), скандирует что-то про "Мы - солдаты Ататюрка!" Сейчас в соседнем доме, в семейном ресторанчике висит двухметровая репродукция фотографии с бракосочетания Ататюрка. У крыльца частного детсада стоит бронзовый бюст в натуральную величину. Летом на оголённых руках и плечах будут постоянно попадаться вытатуированные образцы подписи всё того же отца народов Ататюрка. А культа личности тут нет, что вы.
Если бы не зфб, я бы не почесалась написать этот фик, хотя вообще-то много думала над вопросом в общем. Какой образ Ноктиса дошёл до потомков? Сделали ли из него идола? Сделали ли из него козла отпущения? Не к лучшему ли было то, что ему такк и не пришлось занимать с таким трудом отвоёванный трон? Чтобы спасти - нужен герой. Чтобы поднять с колен - идеолог. Но ни тот, ни другой в общем-то не годятся... ой, ладно, что-то я разговорилась, счс в догоню в объёме фик.
ji_tera, корректура
Verdigrisмини, PG, повседневность; прямо-таки обыденность.
едва заметный слеш мелькает в обсуждении
Ноктис Люцис Кэлум и боевые товарищи, безымянный ОС среднего школьного возраста
учитывается альтернативная концовка Эпизода Игнис. В эпиграфе отрывок из стихотворения С. Михалкова «В музее В.И. Ленина».
Хорошая жизньХорошая жизнь
Из зала в зал переходя,
Здесь движется народ.
Вся жизнь великого вождя
Передо мной встаёт.
Я вижу дом, где Ленин рос,
И тот похвальный лист,
Что из гимназии принёс
Ульянов — гимназист.
Абсолютно белое поле ввода выглядело удручающе. Мысль о том, что осталось написать ещё восемьсот слов — собственно, все требуемые восемьсот слов, — нагоняла тоску. Обратный отсчёт в углу вкладки с домашкой уже светился красным — срок сдачи поджимал. Так, надо сосредоточиться.
Интересно, когда Король Королей был маленьким, он мучился с домашкой? Конечно нет, за королей-то её слуги делали. Наверное. И вообще, на войну с Империей, Тёмное Время и Новое Время отводится целый отдельный учебник! Для него история, считай, была на треть короче.
С разложенных на столе — для вдохновения — буклетов смотрел привычный портрет; такой и в школе висит, и у дяди в офисе. Опираясь одной рукой на перила террасы Цитадели, Король Королей стоял вполоборота, словно только что оглядывал Инсомнию, потом отвлёкся и повернулся к зрителю. Синие глаза такие яркие, что сразу ясно — фотографию здорово отредактировали. Между бровями глубокие складки, да и в целом вид сосредоточенный, почти встревоженный. Как им в школе всегда говорили: «Король переживает за будущее родной страны».
***
— Ва-ау, Нокт, смотри, как клёво получилось!
Промпто едва не заехал фотоаппаратом прямо по носу, так что Ноктису пришлось перехватить его руку и удерживать на безопасном расстоянии. Он сощурился ещё сильнее, вглядываясь в почти слепой на ярком солнце экран.
— Ну нет! — вынес он вердикт. — У меня тут морщины во весь лоб. Как будто сорок пять, а не тридцать пять!
— Зато смотри, какие глаза синие! Никто в жизни не поверит, что всё без фильтра.
— Хм-м… — заслышав голос над ухом, Ноктис, вместо того чтобы вздрогнуть, подался назад, спиной к чужой груди. — А мне нравится. Промпто отлично поймал освещение. Скинешь потом?
— Ха-ха, ты каждый раз так говоришь, — Промпто разулыбался, довольный похвалой. — Конечно!
— Спасибо, — Игнис улыбнулся в ответ и спихнул с себя навалившегося Ноктиса. — И раз с импровизированной фотосессией покончено, пора возвращаться к делам.
— Не-ет, только не это! — судя по виду, Ноктис раздумывал, не скинуться ли с террасы, куда улизнул между сессиями Совета, сославшись на потребность в свежем воздухе. Учитывая способности к телепортации, планировал он скорее побег, чем самоубийство.
— Не-ет, — вторил ему Промпто.
Игнис прикрыл глаза и глубоко вдохнул. На высоте двадцать четвёртого этажа весенний ветер всё ещё обжигал холодом, зато солнце ложилось на лицо ласковыми лучами. Где-то под ногами искрилась триллионами не так давно вставленных стёкол Новая Инсомния. На плечо снова навалился знакомый вес — Ноктис то ли прятался от ветра, то ли и правда спал на ногах. В последние две недели никто из них не отдыхал толком. «Ещё пять минут, и подниму его, — пообещал себе Игнис. — Ещё пять минут».
***
«Что вам больше всего запомнилось в музее? Что показалось самым интересным?» Подзаголовок, призванный помочь с домашним заданием — «Отчёт о школьной экскурсии в Государственный Исторический Музей имени Ноктиса Люциса Кэлума 114-го» — ситуацию не улучшал ничуть. Что там могло показаться интересным — это всё было сто лет тому назад. Больше всего запомнилось, как пацаны из параллельного класса толкали друг друга, соревнуясь, кто дальше проедет в войлочных тапочках по мраморному полу, и один чуть не улетел головой в витрину с модельками машинок.
А, ну вот. Вспомнил, машинки были классные. Десятки моделей всевозможных цветов: спортивные с полосками, рекламные, древнющие кабриолеты с большим багажником, и нормальные такие седаны, и внедорожник с колёсами выше кузова. И даже что-то фантастическое, как если бы из запчастей от седана собирали летательный аппарат.
Ладно, так и напишем: «Во время паломничества, а затем и на пути в столицу Империи, Король Королей со свитой скрывались от патрулировавших трассы отрядов оккупационных войск. В целях маскировки приходилось как можно чаще менять средства передвижения».
***
— Иногда, — вздохнул Ноктис, — я немного сожалею, что больше не надо экономить топливо.
— Сдурел? — без пиетета поинтересовался Промпто.
— Нет, это очень, очень хорошо, что мы наконец обезопасили доступ к старым запасам и наладили переработку, но… — Ноктис так и не закончил мысль. Он словно гипнотизировал дверцу одного из автомобилей Цитадели, стоя в шаге от неё, даже не вынув руки из карманов щёгольских шерстяных брюк.
Обычная чёрная сияющая дверца обычного авто представительского класса. Таких в гараже два десятка точно.
— Что — «но»? Садись уже, по дороге дорасскажешь.
Центр столицы расчистили от завалов, снесли торчавшие, как обломанные зубы, горелые остовы небоскрёбов, законсервировали фундаменты до лучших времён и припудрили образовавшиеся проплешины газонами. Теперь здесь стало просторно. И очень холодно — ветер носился по новоиспечённым площадям и скверам, с воем задувая в проходы подземки. Промпто ёжился и мечтал поскорее оказаться в закрытом, хоть и не прогретом, салоне. Но Ноктис остановился, не доходя до машины, и Промпто тоже — у него за спиной, хотя ничего не мешало идти вперёд. Вон, Игнис уже открывает заднюю дверцу, жонглируя планшетом, папками и кофе.
— Игнис, — окликнул Ноктис, — хочешь за руль?
— А отчёты по фермерским и рыбозаводческим хозяйствам ты мне прочитаешь? — отозвался тот, устраиваясь на сидении.
— Эй, ну что такое? — Промпто мягко ткнул друга в бок. — Всё хорошо? Голова?
— Всё в порядке. Глупости это. Я просто… Скучаю по Регалии. Ну вот, говорю же, глупости.
Ноктис ссутулил плечи, помусолил пряди волос у лица, заправил их за уши, а потом всё-таки открыл дверцу и опустился на водительское сидение. Взревев на мгновение, мерно заурчал двигатель.
— Нокт, — Игнис оторвался от планшета, и их взгляды встретились в зеркале заднего вида. — Я тоже.
***
В буклетах обнаружились планы помещений и фотографии наиболее значимых экспонатов. Дело пошло на лад, счётчик слов под формой резво бежал вперёд.
Абзац про нехватку продовольствия, когда Королю приходилось выкраивать минуты на рыбалку, чтобы прокормить себя и свиту; по абзацу на виды магитехов; ещё один про главнокомандующую Хайвинд, которая провела годы под прикрытием в стане врага, и про её отпадную броню. И один про кольцо — семейную реликвию Кэлумов, которую Империя пыталась отобрать, чтобы утвердить свои права на трон.
Хотя последний вышел явно сырым — экскурсовод что-то там говорила, предположительно кольцо было магическим артефактом, но пересказывать такое в домашней работе было неловко. Магия — это бабкины сказки. В любом случае, не стирать же целый абзац — обратный отсчёт до срока сдачи тикал, не сбиваясь. Надо собраться и написать в заключение что-нибудь крутое, чтобы проверяющему точно понравилось. Вот только про что?
Как по заказу, в соседней комнате глухой бубнёж новостей по головизору сменился пронзительной мелодией. «Мам! Триша! — раздалось на всю квартиру. — Начинается!» Ну вот, теперь мама и сестры ещё час от телевизора не отлипнут. В честь приближающейся столетней годовщины Избавления крутят переснятый сериал про любовь Короля и Оракула, все как с ума посходили, даже парни в классе эту муть смотрят. Говорят, битва в Тенебре была эпичная.
Точно! Вот оно!
На волне вдохновения предложения посыпались из-под пальцев одно за другим: «Жемчужиной коллекции музея является, конечно же, свадебное платье леди Лунафрейи, эвакуированное из Альтиссии, где, если бы не нападение презревшей мирный договор Империи, должно было пройти бракосочетание Короля Королей и Последнего Оракула. Незапятнанная белизна платья и сегодня напоминает нам о существовании чистой, идеальной любви, способной победить лишения и смерть.
Король и Оракул пронесли чувства друг к другу через всю жизнь, несмотря на разлуку, оккупацию Тенебре и вынужденную изоляцию Старой Инсомнии. Связь на глубоком духовном уровне позволяла им координировать действия даже в хаосе войны. То, как Король Королей хранил верность своей любимой даже после её гибели от рук Империи, должно служить примером для всех и каждого.
Решимости Короля Ноктиса не сломила даже угроза продолжению королевского рода, а вместе с тем и монархии, на которой базировались закон и порядок в Инсомнии с самого её основания. Вместо собственного наследника любимым детищем Короля стала конституция будущей республики».
***
— Привет! Как он?
Ноктис приоткрыл глаза. В приоткрытую дверь просунула нос Ирис.
— Спит, — просипел он, улыбнувшись.
Подруга улыбнулась в ответ. Уже не стесняясь, зашла и притворила дверь за собой, так и не нарушив тишину комнаты; устойчивые каблуки туфель тонули в пушистом ковре. Она опустилась в кресло у постели и с нежностью посмотрела на похрапывающего в кресле напротив брата: лысая, совсем как у отца, макушка откинулась назад, ноги едва помещаются, колени торчат выше края кровати.
— Уснул на посту. Позор семьи.
— Пользуется тем, что Игнис не видит, — согласился Ноктис.
— Фу, Нокт, — Ирис хихикнула, совсем как девчонка, — шутки у тебя! — и тут же спохватилась. — Ты как себя чувствуешь? Извини, что разбудила.
— Ничего, скоро отосплюсь.
— Прекрати, да что с тобой сегодня?
— Извини. Всё нормально. Бывало лучше, бывало хуже.
— Болит?
— Нет, что ты. Мне обезболивающие уже вместо чая наливают.
Ирис дотянулась и погладила лежащую на одеяле руку, совсем, кажется, немощную: прозрачная кожа, фиолетовые вены увивают веер костей. Казалось, коснись неловко — и повредишь. Немного успокаивало то, что вторую руку даже во сне сжимал в своей брат. Если Гладди не боится, ей тоже не стоит.
— И всё-таки ты уходишь первым…
— Тут уже ничего не поделать. Это была хорошая жизнь.
— Жизнь, Ноктис, серьёзно? Это же только половина… И прежде чем что-то сказать, вспомни, что мне самой уже пятьдесят два. Ты хочешь назвать меня старой?
Ирис снова улыбнулась, старательно отгоняя слёзы: впереди долгий день и не одно совещание, не хочется провести их все с опухшим лицом и красными глазами.
— Ну да, ещё всё впереди, — как мог, закатил глаза Ноктис. Они одни и остались яркими у него на лице. Болезнь залила лицо серой бледностью, волосы и без того давно уже пестрели сединой. А вот глаза — ясные, живые, невозможно синие. — Послушать Совет, я бы столько всего ещё успел. Например, жениться.
— Всё ещё?!
— Ага, вплоть до весеннего приступа доставали. Даже активнее начали.
— Аристократия не сдаётся, а?
— Вам виднее, ваша светлость.
— Конечно, ваше величество.
Оба показательно скривились.
— А где его сиятельство граф Сиенция?
— Наш единственный пролетарий увёл его поспать нормально. Игнис себя изводит. Мне пришлось ответственно пообещать не умирать ещё как минимум четыре часа, пока не вернётся, а то он, цитирую: «Прибьёт меня сам».
Ирис кивнула на брата, всё ещё изображающего сон в слишком маленьком для него кресле.
— Им всем больно снова тебя терять.
Ноктис вздохнул и устало прикрыл глаза. Гладио втихаря жестами показал ей заканчивать разговор.
— Я не шучу, Ирис, — прошелестел Ноктис, — это была хорошая жизнь. Я провёл двадцать пять лет с теми, кого люблю. Ради этого можно было пройти пешком до Гралеи и обратно — кто же запретит спасителю мира иметь трёх любовников, — бескровные губы растянулись в улыбке.
Гладиолус наконец выдал себя, сжав руку Ноктиса сильнее.
— Нокт… — как сказать такое? — Нокт, ты же понимаешь, стране нужен будет идеальный герой. Отец новой республики.
Горло протестующе сжималось, но они слишком много сил положили, чтобы идти на уступки сейчас. У них был план…
— Я знаю, Ирис. Но ещё не сегодня.
— Не сегодня, — согласилась она, поцеловала полупрозрачную руку и пообещала: — Я ещё зайду.
Впереди был длинный день будущей первой кандидатуры на пост президента.