Когда-то я читала эти стороки в
*все равно! что бы там автор не говорила!!* одном из лучших произведений вторичной литературы и была влюблена в них. Впрочем, как и в весь Ардисский цикл сразу.
Но вот в оригинальном произведении они вызывают у меня чуть ли не тошноту.
Избыточность, что ли... Странно, но когда строки стали законченным произведением, то зыбкое, пускай невероятное,
своё потеряло всякое право на жизнь.
Или это просто от того, что я
привыкла видеть только половину?
читать дальшеТы стоишь передо мною, схожа с полною луною,
С долгожданною весною — я молчу, немея.
Дар судьбы, динар случайный, ветра поцелуй прощальный,
Отблеск вечности печальный — я молчу, не смея.
Пусть полны глаза слезами, где упрек безмолвный замер —
Я молчу, и мне терзает душу жало змея.
Заперта моя темница, и напрасно воля мнится,—
Не прорваться, не пробиться... О, молчу в тюрьме я!
Отвернись, уйди, исчезни, дай опять привыкнуть к бездне,
Где здоровье — вид болезни, лук стрелы прямее,
Блуд невинностью зовется, бойня — честью полководца...
Пусть на части сердце рвется — я молчу. Я медлю.
...ты лежишь передо мною мертвой бабочкой ночною,
Неоправданной виною — я молчу, немея.
Отливают кудри хною, манит взор голубизною,
Но меж нами смерть стеною — я молчу, не смея.
...я лежу перед тобою цитаделью, взятой с бою,
Ненавистью и любовью — ухожу, прощайте!
Тенью ястреба рябою, исковерканной судьбою,
Неисполненной мольбою — ухожу, прощайте!
В поношении и боли пресмыкалась жизнь рабою,
В ад, не в небо голубое ухожу. Прощайте. UPD.
А вот эта касыда мне и в полной форме нравится.
читать дальшеО, меня счастливей нету! Я, как звонкая монета,
Как небесная планета, вечной славе обречен!
По отцу я — лев пустыни, племенных шатров святыня,
А на кличку «Сын Рабыни» отвечать привык мечом!
Веселюсь в горниле боя, хохочу, не чуя боли —
Пока я в земной юдоли, нет покоя мне ни в чем... UPD-2
Еще одна не до конца понятая, но сулящая.
*Я предпочитаю держаь ее рядом, но лишний раз не вспоминать, ибо прочтение вызывает достаточно неприятное ощущение - собачьей шкуры. Я же понимаю, я же слышу, я слышу и понимаю, что от меня хотят, что мне хотят сказать. И только это. А что-то самое важное, самое нужное, все ускользает, словно нет у меня дара человеческой речи*Касыда о бессилииКасыда о бессилии
Я разучился оттачивать бейты. Господи, смилуйся или убей ты! --
чаши допиты и песни допеты. Честно плачу.
Жил, как умел, а иначе не вышло. Знаю, что мелко, гнусаво, чуть слышно,
знаю, что многие громче и выше!.. Не по плечу.
В горы лечу -- рассыпаются горы; гордо хочу -- а выходит не гордо,
слово <<люблю>> -- словно саблей по горлу. Так не хочу.
Платим минутами, платим монетами, в небе кровавыми платим планетами,--
нет меня, слышите?! Нет меня, нет меня... Втуне кричу.
В глотке клокочет бессильное олово. Холодно. Молотом звуки расколоты,
тихо влачу покаянную голову в дар палачу.
Мчалась душа кобылицей степною, плакала осенью, пела весною,--
где ты теперь?! Так порою ночною гасят свечу.
Бродим по миру тенями бесплотными, бродим по крови, которую пролили,
жизнь моя, жизнь -- богохульная проповедь! Ныне молчу.