Второй день потрясающе везёт на рекламу. Сегодня перед глазами оказалась реклама йогурта - простого греческого йогурта, зелёная мисочка, ложка с белой субстанцией. А над всем этим надпись: "Taste of love"
*добровольно заклеила рот серым скотчем* *гиенит через нос*
Вдруг из маминой из спальни, Кривоногий и хромой Выбегает умывальник И окончательно ломает хрупкую детскую психику
Только что видела рекламу туалетной бумаги, с маскотом - рулоном говорящей туалетной бумаги. В ассортименте бренда, судя по рекламе, есть обычная, collections и extra strong.
За древним артефактом мы опять идём в поход. Для группы приключенцев преград серьёзных нет, С землёй равняет города неистовый квартет.
И спустя два месяца до индейца Острый Ум дошло, чем в частности ему нравится 15шка. Даже не тем, что персонажи разговаривают друг с другом - это, конечно, прекрасно, но, если задуматься, не самое главное. Вишенка на торте в том, что персонажи поддерживают своеобразный разговор с игроком. Вот заходишь ты в данжен. Допустим, в ледяную пещеру. Рубишь мобло, смотришь по сторонам, и в голове лениво плещутся мысли "тут, наверное, холодно", "о, красиво блестит", "как они ни откуда не навернутся?". И обычно ты остаёшься с этими мыслями наедине. Ну, разве что кто-то смотрит через плечо и можно ткнуть пальцем в экран и поделиться. А в 15й герои то и дело да попадают в резонанс со своими репликами: "Бррр, я замёрз!", "Тут красиво, но так темно! Я боюсь!!!", "Ступай осторожнее!" Ну вот и поговорили.
Как-то везёт в последнее время на хорошее аниме. То ли писать-снимать стали лучше, то ли у меня стандарты упали Да ладно, первое. Что же я посмотрела с декабря? Ну, понятно, Юрикуда же на тот свет без огурцов. Потом Hoozuki no Reitetsu к вопросу о том свете - прекрасное аниме с охуллионом отсылок и пасхалок, живыми вообще-то мёртвыми персонажами и свежим юмором. - Постойте! Насилие не решит проблему! - Мы в аду. Насилие решает всё. Что ещё? Space Brothers - ехееей, больше аниме про космос. Да, нам нужно больше _всего_ про космос. Amaama to Inazuma, более известное у нас дома как That Anime About the Starving Child. Приятный сериал с умилительными отношениями между гг и внятными рецептами. Серьёзно, можно вместо кукпада использовать Watashi ga Motete Dousurunda?! Казалось бы, чем мог заработать моё признание школьный гаремничек, ставящий на модную тему девочек-яойщиц? Тему они, конечно, старались раскрыть как могли,отдельные моменты, типа войны за раскладку, удались вообще на пятёрочку. Но, в целом, тот же Fudanshi Koukou Seikatsu со свлими пятиминутными сериями справляется с задачей лучше. И, тем не менее, с моей стороны Мотете достались бурные аплодисменты. Причина даже не в самом аниме, оно до этого сюжетного поворота не дошло. В манге выясняется, что героиня не просто _выбрала_ кого-то из гарема уже офигеть, но ещё и выбрала самого нормального честного, доброго, невыпендрёжного парня, единственного, который сразу её ущнал после превращения из "дурнушки" в "красавицу". Обоже. Как так. Порвали шаблон. Вышли в стратосферу. Готова поставить фрейм из манги в рамочку прямо под почётным вымпелом "Винни/Френк - канон". По степени вероятности это были вещи примерно одного порядка... И они случились!
Ну, все же здесь знают фраерский набор анимешника, правда? Так что просто представьте себе последний фрейм. Из-под подушки доносится отчаянное: "Суки! Суки! СУКИ!" Я, в общем, просила так и оставить
Господи, я люблю этот стрип с силой тысячи солнц. Да что уж там, это, собственно, единственный стрип который я сохранила. Рипит афта ми: ШОЁ Хиняточка и Кенмя смотреть на пиксиве
Маленький безобидный драббл со сложной судьбой, который вообще-то был в два раза больше и про свадьбу Но, в конце концов, свадьбу пришлось обрезать, пусть живут во грехе
Куроо\Яку ПГ, романс, ПОВ Ямамото Кр. пер.: Не очень понятно, это "противоположности притягиваются" или "родственные души сходятся", но, в любом случае, законы притяжения работают.
Тогда прошла ещё неделя, наверное с начала занятий в старшей школе, может две. В общем, достаточно времени, чтобы составить поверхностное представление о новой команде. Третьегодки были хороши на поле, но общались своим тесным кружком, второгодки - трое - горели желанием побеждать. Последний в команде, Фукунага, который был с ним ещё и в одном классе, оказался отличным парнем, хоть и тихоня. Один из второгодок, вечно лохматый дылда, всё обещал привести в секцию ещё одного первогодку. Тора видел его иногда на параллели - обычный задротик, хилый и скрюченный, зачем им такое счастье.
В тот день они задержались после тренировки и все вместе ждали автобус. И приятель Куроо с ними. Вечер на удивление хорошо отложился в памяти, Тора даже помнит, что жевал подзасохший бутерброд с тунцом, увлечённо наблюдая за очередным раундом смертельной схватки между Куроо и Яку. По какому поводу был спор, правда, не помнит - вполне возможно, что и тогда не понял, с чего они опять. Он и не обратил внимания, что друг Куроо сидит рядом, пока в скрип дэ-эски не вплелось бормотание:
- Два сапога пара. Поздравляю, вы нашли друг друга. Теперь поцелуйтесь и прекратите орать на весь квартал.
Это было очень смешно. Может быть, в чём-то этот пацан и был хорош, но в людях он явно не разбирался. Эти двое не были похожи ничем и не сходились во мнениях никогда. Да и про поцелуи он загнул, ещё позавчера они чуть драку не устроили, выясняя, кто в AKB самая красивая. В общем, задротик был серьёзно не прав.
К концу года Тора начал подозревать, что, может быть, Кенма ошибся не так уж сильно. Ну, наполовину.
В конце концов, сколько можно сраться и не ссориться. А потом таскать друг другу еду и практически кормить друг друга с рук? Ну, то есть, скорее Яку обкусывал, что бы ни держал в руках Куроо, но, в то же время, Тора готов был поклясться, что тот специально опускал руку так, чтобы Яку было удобнее дотянуться.
И если один из этих двоих ещё раз наступит в раздевалке на его сумку, потому что старательно не смотрел в сторону другого, это будет уже тридцать восьмой раз, не то чтобы он считал.
Что ж, возможно в словах Кенмы была доля истины. И пусть Куроо и Яку похожи больше на комедийный дуэт, чем на парочку - один высокий, другой низкий, один расслаблен, другой собран, один любит рыбу, другой душу продаст за мясо... В конце концов, противоположности притягиваются. Сходят и на мелодраму, и на ужастик, куда они денутся. Покажут друг другу и море, и горы. Здорово, наверное.
А в апреле они все перешли в следующий класс, и в секции появилось пополнение.
Куроо и Яку перестали ругаться. Судя по всему, берегли дыхание, чтобы отчитывать новичков. Яку учил Шибаяму падать, отправлял его за мячом прямо на полированые доски пола. А потом бинтовал ему ладони и обрабатывал ссадины на локтях. Они уже и не бегали в медкабинет за аптечкой, у Яку в сумке завелась запасная.
Льву попадало с двух сторон - когда на него не орал Яку, его гонял Куроо. На тренировках они буквально передавали его друг другу, не выпуская из вида ни на минуту. Ни одна попытка откосить не оставались незамеченной. Ни одна ошибка не оставалась неисправленной. И ещё раз, и ещё.
У Куроо тем временем на тренировках появилась вторая тень. Инуока повторял за ним прыжки и выпады, приседал по команде и по команде взлетал над сеткой. Ни к кому Куроо не обращался за время тренировки столько, сколько к нему. А потом, за обедом, проговаривал результаты - что получается, что нет, пока Яку отвлекался на обкусывание его бутерброда.
Два сапога пара. Надо же, и правда, два сапога пара.
Автобусная остановка у школы не предоставляла убежища от непогоды - всего-то столб с расписанием и две скамейки, ни будки, ни козырька. После тренировки промозглый февральский ветер пробирал до костей, и они сгрудились всей командой, пытаясь не окоченеть ожидая автобус. Прямо у него над ухом Куроо и Яку уже десять минут - все десять минут, сколько они тут стояли, - перепирались, куда сходить в выходные, в аркаду или в кино. Наконец, Куроо согласился пойти в кино, на что снизу послышалось ворчание: “Да ладно, в Донки у станции обещали привезти новую платформу, можем туда”. Уговоры переросли в спор и снова в уговоры. Тора окончательно перестал понимать, о чём они, он зяб на февральском ветру и молился про себя: “Поздравляю, вы нашли друг друга. Только не целуйтесь прямо здесь. И нигде, где я могу вас увидеть. И не делайте ничего такого в общей раздевалке. И где уже этот дурацкий автобус”.
Прошла Journey. К концу уже готова была полюбить его всей душой, но тут случилась она - концовка. Казалось бы, можно ли огорчиться от концовки двухчасовой игры после того, как пережил фф15? Можно! Вот это обидно было. В пятнашке мы умерли, но сделали, и все наши старания были не зря - над Эосом занялась заря. Ах, какие каламбуры пропадают А в Джорни спойлеры мы, жизнь положив на достижение цели, вернулись в исходную точку. Бог с ними, с полцарством, с конём, с принцессой и с легендарным лутом. Вы хоть покажите, что всё было не зря.
Таскал меня вчера муж по магазинам @ ничего не подошло @ купила духи. Кому нужны штаны, буду носить парфюм В наборе три флакона и вдогонку дали пробник. Один из ароматов называется "Argentic", а пробник представился как "Altesse Mysore". ... мне счс пришлось это переписать по буквам, потому что мозг быстренько переименовал их в "Промпто" и "Алтиссию" и сидит довольный.
Вот кто-то на ао3, дабы справиться со стрессом от концовки пятнашки написал 43к флаффа. Кто-то - молодец, надо быть как этот кто-то. Но Тера - это Тера, поэтому с обмазыванием жизнеутверждающим флаффом не срослось, только ангст, только постканон, только все умерли. А ещё в 20 раз меньше и спустя почти месяц после окончания игры
Простите, оно меня преследовало, я не могла от него отбиться.
фф15 Ирис, Талькотт, новая Инсомния, ближе к концу намёки на кат для нежелающих гадатьПромпто/Сидни и Гладиолус/Игнис, настолько несущественные, что я даже стесняюсь ставить тег "слеш" Джен, ангст, но с просветлениями ~2200 слов Кр. пер.: пять лет после концовки. Ирис и Талькотт встретились выпить и проветриться после рабочей недели, но тут подкралась старая драма Героически вычитывала Ladyhella, которая не ест ангст и терпеть не может пейрингГладиолус/Игнис, похлопаем ей. Название взято из песни Margenta "Подари Мне", но в общем песня к идее отношения не имеет.
Несмотря на позднее время, шарканье подошв и шорох шин не затихали. Время от времени над кварталом разносился рёв зазывалы, приглашающего жителей столицы поужинать шашлычками. Орал он через три палатки, а каждый раз казалось, что прямо над ухом. Это ж надо иметь настолько зычный голос.
– Да чтоб этому раненому бегемоту оса в рот залетела, – прокряхтел Талькотт, откашливая попавший не в то горло сидр.
Ирис прыснула: – Бегемот так если и орёт, то только в последний раз.
– Это не я придумал, – Талькотт утёр губы и поморщился от шороха, с которым кожа на тыльной стороне ладони прошлась по подбородку. Недовольно ощупал щетину. – Это Бессмертный в прошлый раз.
– А! Когда он так подпрыгнул, что полстакана расплескал?
– Ага.
В хохот вплелось клацанье толстой керамики. Чокнувшись и отсалютовав хозяину заведения они допили до дна.
– Может, он поэтому сегодня и не пошёл?
Ирис легла виском на прохладную сталь барной стойки. Задорный треск видавшего виды радиоприёмника и звуки города понемногу вытясняли из потяжелевшей головы суммы и сроки. Беспорядочное колыхание массы прохожих размывало границы и линии на тактических картах.
– Да нет, там совещание по отстройке западных секторов никак не заканчивалось.
– Где Золотой Холм?
Называть щетинящийся неровными остовами небоскрёбов район старым именем было странно. Раньше в ту сторону было больно смотреть, так блестели золотом под солнечными лучами облицовочные стёкла. Теперь тоже больно, но привычно.
– Золотой Холм, – Подтвердила Ирис и запила слова ледяным сидром.
Хорошая забегаловка, и хозяин расторопный.
– Так это ещё пять лет совещаться можно.
– Не ворчи, отпустит он твою драгоценную.
– Ага, как будто она уйдёт раньше начальника.
Талькотт выудил из кармана телефон, но даже не стал разблокировать экран – диод на верхней раме даже не думал ни моргать, ни светиться. Никаких оповещений.
– Ты знал, с кем связываешься.
– Когда я с ней связывался, вопрос стоял, вернётся она с охоты или не вернётся. А не вернётся она с совещания сегодня или всё-таки уже завтра.
Помолчали, выпили ещё, в надежде, что алкоголь хоть на вечер вымоет из головы все рабочие вопросы, санитарный контроль, налогообложение, градостроительство и бесконечные ряды цифр: тоннаж, откат, человеко-часы и десятки тысяч, сотни тысяч гил. Иногда казалось, что проще было бы заложить новую столицу где-нибудь на материке, да хоть заварить старые ворота на КПП навсегда, назначить их восточной границей и пореже оглядываться. Или так и остаться в Лесталлиуме.
Но люди шли домой. Едва ли не к полудню первого же дня – первого дня за десять лет – мимо Хаммерхеда потянулись караваны, направляясь на северо-восток. Столица встретила их крошкой битого стекла под сапогами, мёртвой тишиной и стылыми квартирами.
Даже если бы в “Пятнадцатом Небе” наливали импову мочу, а хозяин шевелился, как беременная гарулесса, Ирис всё равно приходила бы сюда, да и остальные тоже. Просто однажды напротив полевой кухни, развернувшейся на этой улице с первого дня, открылась забегаловка. С переперчёными галаадскими шашлычками, ледяным сидром и хриплым радио. Над обитой стальным листом стойкой моргала неоновая надпись, а цены были выписаны хозяином явно по старой памяти, словно его закусочная всё ещё стоит у одной из центральных станций метро. Ирис, Кор, Аранея, Сидни, Сид и Талькотт пришли туда в первый же вечер и просидели полночи. Пять лет назад после наступления темноты, их голоса, шелест радио и шкворчание масла были единственными звуками на пустой улице.
– Таль, чтоб тебе пусто было. Можем хотя бы три часа в неделю не говорить о работе?
– Что ещё есть в нашей жизни? – пробубнил тот в свой стакан. Лежащий перед ним на стойке телефон всё ещё не подавал признаков жизни.
– Вот тебе ли жаловаться, единственный за этой стойкой обладатель личной жизни.
– Вот именно, что мне! Она могла бы быть у меня прямо сейчас!
– Ты мне вот что скажи, – Ирис нашла идеальную возможность сменить тему. – Ты когда уже посватаешься? Зал Церемоний открыли полгода назад. Всё, отмазки кончились.
Веснушчатый нос утонул ещё глубже в стакан. “Бу бубу бут бупбу” – доверительно донеслось оттуда.
– Что?
– У меня нет кольца, говорю. Такого, чтобы, ну. Ты понимаешь. Где я тебе найду такое.
Он допил залпом.
– Я даже домой ходил. К старому дому. Но я и раньше не знал, где мама держала украшения, а теперь в развалинах что там найдёшь.
В горле поднялась горечь. Ирис опрокинула стакан в себя, поднялась, стягивая ножны со спинки стула. И выдохнула:
– Пойдём.
***
Особняк Амисития стоял в относительно нетронутой части города. Здесь не было высоток, опорные точки Старой Стены тоже оказались достаточно далеко, сюда не долетели ни обломки зданий, ни куски разорванных каменными ручищами имперских кораблей. Теперь все дома были снова обжиты, давно заделаны вылетевшие окна и заново застелены сорванные крыши. Системы водоснабжения и отопления и отлаживать не пришлось, в районе, предназначенном для верхушки аристократии, строили на совесть. Большинство домов было занято тремя-четырьмя семьями, почти во всех окнах горели огни. Двухэтажный особняк с широким подъездом, охраняемым львом и фениксом, был тёмен. Ирис не стала зажигать свет.
Выбивая тяжёлыми ботинками облачка пыли из ковровой дорожки они поднялись на второй этаж. Тишина в доме угнетала, но женщине казалось, что если она сейчас заговорит, широкий, отделанный мраморными панелями коридор разразится эхом. Холодные ручки двойных дверей легли в ладони совсем незнакомо, не то чтобы она помнила, как должно быть. Выключатель тоже нашёлся не сразу. Хлопая по стене, Ирис опускала ладонь всё ниже и ниже, пока массивная люстра не осветилась жёлтым светом из-под слоя пыли.
Комната брата осталась такой же, как она помнила, разве что грязнее и прибраннее одновременно. Сероватое покрывало сгладило острые углы диванных подушек, приглушило глянец сложенных стопкой журналов на кофейном столике, размыло формы выставленных в линеечку безделушек на каминной полке. Сразу после отъезда брата горничная навела идеальный порядок. Почти семнадцать лет назад. Никогда раньше комната Гладио не стояла прибранной так долго.
Неподалёку от двери у стены приткнулся вещмешок. Может быть потому, что слой пыли на нём был существенно меньше, а может потому, что залатанная ткань и скрученная узлом верёвка не вязались с интерьером комнаты, он выглядел предметом из другого мира.
Она прошла вдоль стены и опустилась на колени рядом с мешком, на полу осталась цепочка следов.
– Ты проходи.
Застывший на пороге Талькотт словно отмер.
– Я собрала вещи в Лесталлиуме и привезла сюда.
Задубевший узел не поддавался.
– Ну, как собрала. Когда мы ездили за вещами и документами, уже после рассвета, помнишь? Я зашла в Лесталлиуме в их комнату. Там уже всё было собрано. Никаких вещей в шкафах, ничего на полках. Только книги Гладио стояли. Мне кажется, я первый раз за десять лет увидела поверхность письменного стола.
Все десять лет стол был ровным слоем покрыт бумагами – картами, записками, папками со старыми газетными вырезками и фотографиями страниц из старых-престарых книг. Они даже свисали со всех сторон на манер лоскутной скатерти. Только Шестеро знали, как Игги разбирался, где у него что лежит, а уж Ирис боялась даже сдвинуть что-нибудь. Столешница оказалась тёмно-зелёной, с разводами и кругами от горячих чашек.
– Всё было собрано в большие мусорные пакеты, а сверху прилеплены записки, что передать Кору, что Синди, что просто отдать. Ну, там, одежду. На одном пакете, представляешь, было написано “Сжечь.” Не знаю, что там было, носки Гладио, наверное.
– Сожгла?
– Сожгла.
Талькотт только кивнул.
Ирис сидела рядом с пыльным и бесформенным брезентовым мешком и словно грела стягивающую его верёвку в ладонях. Нежно, бережно.
– А этот стоял отдельно. Я его взяла с собой. На память, наверное.
Кинжал выскользнул из кожаного наруча беззвучно и так же беззвучно срезал узел. Горловина распрямилась с ломким треском.
– Я никогда не смотрела, что в нём, но оно должно быть здесь.
Сверху оказались уложены очечник и стопка одежды. На пол выпали заткнутые за них два комочка носков.
Большую часть мешка занимали книги и блокноты, распухшие от заложенных между страниц фотографий. Талькотт перелистывал бульварный романчик, испещрённый пометками, сделанными явно в разное время, но одной и той же рукой. Крупный почти печатный почерк не вмещался на поля и вился вокруг абзацев, втискивался между строк. Не вглядываясь, он пролистывал страницы десятками – от фотографии до фотографии. На глянцевых листах размером чуть больше страницы застыли совсем забытые лица, то счастливые, то чумазые, то жующие, то задумчивые, то перекошенные, то окровавленные, то заслонённые огромной рыбиной, то надутые. Наполовину заполненный дневник пестрел фотографиями вперемешку с толстой кремовой бумагой документов. Среди прочего попался конверт с логотипом фотосалона, Талькотт отлично помнил их вывеску на углу третьего этажа дома рядом с оружейной. Промпто не раз просил забрать фотографии из печати, когда не мог задержаться в Лесталлиуме сам. Снимки новых видов демонов, заброшенных ферм, огней в ночи и редких лучей, иногда чудом пробивавшихся через ночную темноту. Промто откладывал их, смеясь, что когда-нибудь продаст их Люцис Гео Джорнал за большие деньги, должно же хобби приносить пользу. Сидни передала большую часть фотографий в столичный архив как только тот открылся.
Талькотт неаккуратно взялся за тоненькую тетрадь в чёрной коже, и из неё высыпался ворох небольших лоскутов, подняв в воздух пыль. Круглые, квадратные, резные, все с замысловатыми тиснёными эмблемами. Подставки под стаканы из алтисских баров, в Люцисе таких не было даже в столице. Талькотт никогда раньше не видел подобной бумаги, бархатистой на ощупь и похожей на тонкую, но жёсткую ткань. Игнис всегда стягивал перчатки, перед тем как перебрать свою коллекцию, вспомнилось Талькотту. Иногда казалось, что это была едва ли не единственная причина по которой он их вообще снимал. Давно, давным-давно, ещё в начале тёмного времени, все трое часто рассказывали истории о своём путешествии. Про Алтиссию чаще всего можно было услышать от Игниса. Рассказывая он перебирал салфетки. узнавая каждую на ощупь, по вдавленным глубоко в бумагу эмблемам баров и ресторанов, лишний раз обводя пальцами те, которые хотел бы посетить ещё раз. Иногда Игнис качал головой и фыркал, что лишился зрения исключительно вовремя, как раз чтобы не видеть, как объединённые силы Левиафана и империи разнесли Алтиссию, а вместе с ней и его годами лелеянные планы на отпуск. Иногда Гладио отвечал, что, ничего, ещё отстроится.
Ирис всё доставала из мешка вещи, бережно выкладывая их на пол рядком, словно гостинцы. Книги, шкатулку, прозрачный пакет с ворохом пластиковых наживок неестественных цветов, уже не пахнущий свёрток со специями. Практически с самого дна она достала завёрнутые в тряпицу недлинные, всего в руку, ножны. Короткий меч так и просился в детскую руку, баланс и заточка идеальные. Для пятилетнего ребёнка он был бы слишком тяжёл, да и не к чему. А вот для десятилетнего уже в самый раз. Талькотт не сдержал улыбки, представив, блестящие от восторга синие глаза и вечно обгорелые веснушчатые щёки сына Сидни. Пацан так и не сдружился с ярким солнцем Лейде и каждый раз просился к ним в столицу. Он был белокурым и бледнокожим, весь в мать. А может и в отца, Талькотт никогда не спрашивал.
Пока он разглядывал оставленный на вырост меч, Ирис притихла. Она подождала, пока он поднимет голову, и протянула на ладони небольшую коробочку.
– Возьми.
Никакой резьбы на полированом тёмном дереве.
– Что это?
Крышка на скрытых петлях открывалась туго.
В обтянутое атласом крепление было вставлено кольцо. Традиционное обручальное кольцо, отполированное до блеска, с кружевной сканью и спрятанной в ней россыпью камней, ревностно уложенное на подушечке. Такое, как он искал. Такое, как помнил на руке у матери, только в десятки раз дороже, сразу видно. Даже под тусклым светом пыльной лампы.
– Я не могу его взять. Оно твоё, ваше.
– Бери давай.
– Оно перешло бы тебе.
Ирис фыркнула.
Отец тогда бушевал на весь дом: “Как можно, он же советник принца! Конфликт интересов! Несоответствие положению! Слияние домов!” Причём, по большей части, уже после того, как достал коробочку из сейфа. А ей самой было пятнадцать и план брата казался жутко романтичным, сделать предложение прямо на свадьбе принца, пока все такие красивые, повсюду цветы и праздничные гирлянды. Она спрашивала потом, Гладио сказал, что план ещё в силе.
Она аккуратно потрясла книги над коленями за корешки, собрала в стопку всё, что из них выпало. Под скрип кожаных штанов встала.
Иллюзия серого ковра на полу наконец оказалась испорчена цепочкой следов в пыли. У книжных полок Ирис остановилась, сдвинула несколько опиравшихся друг на друга томов поближе и поставила книги и блокноты из мешка на освободившееся место. На ладонях остался серый налёт.
– Надо убраться, – Вздохнула она.
Медленно-медленно, словно преодолевая сопротивление воздуха, Ирис подошла и подобрала стопку одежды, сказала тихонько:
– Я сейчас вернусь.
Дверь в спальню поддалась не сразу, но, наконец, петли натужно скрипнули и Ирис шагнула в темноту проёма. Чертыхнулась из темноты, споткнувшись о порог гардеробной. Только когда она вышла и притворила за собой дверь Талькотт заметил. что ждал её, едва дыша. На одной ладони отпечатались лунки от ногтей, в центр другой до вмятины вдавился угол коробочки.
Снова присев на корточки около разложенных вещей она начала собирать их, прижимая к себе:
– Из документов, наверное, половину в архив. Меч надо отвезти в Хаммерхед. Как думаешь, подождём до дня рождения или сейчас?
Талькотту казалось, что он спит, и во сне не успевает догнать кого-то.
– Сейчас? – Для непослушного языка “до дня рождения” было слишком длинной фразой.
– Кому бы отдать наживки, кто у нас в Цитадели рыбачит? Десятилетняя коллекция, я уверена, что там есть рыболовные сокровища.
Сидя на корточках с охапкой фотографий и свёртков в руках Ирис улыбалась.
Пью таблетки от прыщей, аж целые антибиотики. Я честно считала, что атомная война на лице началась в связи с наступлением лета и просто так, потому что, да, "скоро тридцать", а воз и ныне там и зарулила в аптеку за "каким-нибудь другим" точечным средством, раз имеющиеся не помогают. Провизор глянула сурово и говорит: "средство я, конечно, дам, но у вас инфекция, и воспаление уже на такой стадии, что только антибиотики. Можно мазать, но лучше пить." На этом месте я напряглась, я и обезболивающие-то пью только по крайней надобности, а уж какие-то подозрительные антибиотики Но тут тётенька достала упаковку, которую мне определённо уже когда-то прописывали. Дерматолог в Стамбуле, если быть точнее, и продали их мне исключительно по рецепту, отобрав его потом. А здесь так - раз - и в свободной продаже В общем, спасибо тётеньке-провизору, хорошо стало на следующее же утро. Никогда ещё я не лечила прыщи таблетками. Какое же удовлетворение смотреть, как ты вроде ничего и не делаешь, а они сами собой проходят. Как жаль, что это особый случай и перманентно проблему не решит
Весна в Эмиратах неумллимо перетекает в лето. С каждым выходом на улицу "я щас сдохну" всё приближается к "я сдохну прям щас".
Из других новостей. Сдала в ремонт телефон. А запасного тут ни одного нет, старый уже в Стамбул увезли. Муж, зараза, ржёт, что уже подготовил простынки, воду и успокоительное, ломку пережидать. Я бы тоже посмеялась, но на пороге магазина заметила, что ладони похолодели (ну, насколько это возможно при температуре воздуха ~+40) и сердце забивается. ... блин, я телефонный наркоман
На дорогах к востоку от базы охотников по ночам вылазят Тонберри. Миленькие такие, крошечные, с крошечными ножиками. Плюхаются на хвостатые попки, боятся огня и складываются с трёх ударов гребеслом. А на пиксиве есть умилительные стрипы про то, как наши четыре мажора усыновили тонберри. Началось всё с того, что Игнис заинтересовался, что за нож таскает зверюшка и не сойдёт ли он за кухонный. "Отдааай!" - тянул лапки к имуществу обиженный тонберри. смотреть картинки
А потом я получила ключ от Ну Очень Глубоких Подземелий, и в одном из них меня ждала площадка с пятью тонберри. Маленькими, вёрткими, скоростными заразами, которые каждым ударом ножа снимают всё хп сразу. Держатся вместе, так что пока парируешь удар одного, другой точно успеет дотянуться. В первый раз слышала, чтобы полбитвы спустя Игнис и Гладио настойчиво предлагали делать ноги. Ноктис, говорят, нам их не одолеть! Пошли отсюда! Ну, ага, я тут что, зря столько поушенов потратила и уже одну добила? Не ссыте, парни. Игунису, щущи! ...кхем, да, как-то так Его Высочество Король Ноктис Люсис Челам в моём исполнении слушается своих советников.
Из прочих новостей. Летать на Регалии легко. Приземлить Регалию - очень трудно. Особенно где-нибудь около Галдин Квей Так получилось, что я конвертировала офигенную машинку в неуправляемое страшилище папину тачку в летучий корабль в один день с выходом патча 1.8, так что теперь непонятно. То ли её после конвертации стало настолько проще угрохать, то ли после патча. До - я её разве что поцарапала пару раз, легонько, так что Сидни всё бесплатно заполировала. После - собрала уже половину поворотов в Люцисе, поцеловалась с парой дорожных знаков, врезалась в две встречные машины, поторчала брюхом на отбойнике, не сработал автоматический разворот на огороженном с обеих сторон участке просёлочной дороги. В итоге, я убила бедную машинку настолько, что рядом с диаграммой горючего появился предупреждающий знак, а на дорогу от Мыса Каэм до Костльмарка потребовалось шесть часов игрового времени. И за ремонт Сидни содрала 2000 гил
Это должен был быть драббл. Слов так на 500-700. Но нет. Н-да, чувствую, так и не сложится у меня с твиттером
Навеяно куроёбством вокруг и монологом из книги Н. Игнатовой "Охотник за Смертью" которую я даже не читала
Куроо/Яку ПГ, подростковый романс ~2500 слов Кр. пер.: Яку в общем уверен, что он нравится Куроо, но иногда возникают сомнения. В самый неподходящий момент. Как, например, сегодня.
Сегодня. Яку в зеркале одёрнул зажатый лямкой сумки рукав куртки. Яку в зеркале выглядел каким-то нервным, Яку в коридоре не мог взять в толк, с чего. Нервничать было в общем не с чего, он просто возьмёт и сделает это. Сегодня. На большой перемене скажет Куроо, что тот ему тоже нравится, потому что этот придурок-переросток так и будет ещё три года таскать за ним шапку, смотреть в раздевалке украдкой, и так и не разродится на признание сам. Поправив перекрутившуюся накладку на лямке, он вышел в сизое январское утро. Всю дорогу до школы он провёл отрешённо уставившись в окно автобуса на ничем не примечательный фонарный столб. Пейзаж вокруг столба вроде бы менялся, но Яку, в общем, мог бы поклясться, что это был один и тот же столб. Серый, подсвеченый поднимающимся солнышком с одного бока. Что скажет Куроо в ответ? Что будет потом? Выпускной скоро, что они будут делать совсем потом? Куроо тоже нацелился на один из токийских университетов, правда, кампус у него будет на другом конце света. К тому моменту как на табло высветилось “Старшая школа Некома”, Яку успел на несколько кругов прогнать в голове одни и те же вопросы, ответы на них получались всё время разными. В воротах ещё почти и не наследили, разве что с левой стороны грязь утрамбована неряшливой дорожкой – это уже утопала на пробежку футбольная команда. А больше в школе почти никого. Собравшись с силами, он шагнул через ворота. Сегодня очень важный день. Вплоть до большой перемены не было и шанса выдохнуть. После централизованного тестирования в учебной программе воцарилась паника, учителя скакали с темы на тему, силясь подготовить ко второму туру экзаменов, который будет у каждого свой. Яку уже почти соскучился по назойливому шебуршению замусоленных бумажных комков, приземлявшихся за воротник. Он бы даже не стал обещать Куроо засунуть его сопливую артиллерию ему же в жопу, всего-то пригрозил бы заставить сожрать. Но каждый раз, когда он украдкой оборачивался во время урока, через парту маячила только взъерошенная чёрная макушка. Отросшая чёлка едва не падала на тетрадный лист. Не то чтобы Яку и сам не был занят учёбой, но иногда посреди распутывания тритысячиочередного уравнения непрошено принималось зудеть ожидание. Дурацкой записки, сообщения, толчка под лопаткой от брошенного в спину ластика. Яку никогда бы не подумал, но он скучал. Ничего. Сегодня он признается, и потом, после занятий, всё внимание Куроо будет его. Каждый день. Едва прикрыв за собой дверь методкабинета, куда он помог отнести раздаточный материал, Яку поспешил на их обычное место. Уже проскочив пару пролётов он заметил, что забыл захватить коробку с обедом. Есть всё равно совсем не хотелось. К обеду разогрелось. Чересчур яркое после пасмурного утра солнце напустило зайчиков в покачивающиеся у лица Кенмы пряди. Тот отвлечённо елозил палочками в коробке, которую держал между ними Куроо, в другой руке попискивал телефон. – Эй, Яку! – Намасленные концы палочек в руке Куроо описывали блестящую дугу в воздухе, туда-сюда. – Иди к нам! Кенма качнул головой в качестве приветствия и выудил ещё кусочек курицы из чужого обеда. – Я забыл еду в классе, – нашёлся Яку. “Не сегодня,” – трусливо ухнуло сердце. Свои котлеты, и что там ещё мама утрамбовала, он заглотил, не чувствуя ни вкуса, ни веса еды в желудке. В десяти метрах от него на крыше расположилась шумная компания второгодок, – полкласса их что ли? – но даже их многоголосый смех не мог заглушить осторожный голос в голове, твердящий: “Тебе кажется, что у вас близкие отношения? Тебе кажется, что вы отлично договариваетесь? Посмотри на них вдвоём, тебе кажется.”
***
Птицы за окном чирикали так задорно, словно спешили лишний раз напомнить: “Воскресенье! Воскресенье!” Воскресенье! На желтоватой стене пестрели до слёз яркие пятна света, пробивающегося через кряжистые ветви растущей у дома яблони. Пятна спускались по плакатам, по фотографиям, по приготовленной с вечера одежде. “Ах да”, – спохватился Яку да так и застыл, не закончив потягиваться, по мышцам спины пробежала судорога, – “сегодня же тренировка.” К пятнице от вдолбленного в них учителями за неделю мозг распух настолько что, казалось, сейчас польётся через нос. Кай пожаловался, что по его самоощущению он уже весь превратился в одну огромную голову, сразу переходящую в квадратный зад. Всё остальное атрофировалось за ненадобностью, и Яку его поддерживал полностью. Он чувствовал себя в общем-то так же, разве что ещё с одной скрюченной рукой сбоку. И тогда им пришла в голову идея проветриться. Покидать мячик. Развеяться. С пацанами пообщаться. В здоровом теле здоровый дух. Утром в воскресенье было очень сложно вспомнить, чем же им так понравилась эта идея. Яку всё-таки потянулся – уже без удовольствия, – глубоко вдохнул и выдохнул. У него был, кроме прочего, свой собственный план. Сегодня он всё-таки поговорит с Куроо. В прошлый раз он по-дурацки сбежал, уютная близость Куроо и Кенмы выбила его из колеи на весь день, и он даже сам себе не мог объяснить почему. То, что между этими двумя была только старая дружба, известно абсолютно точно. Сто процентов. Без вариантов. Но там, посреди школьного двора, Яку дал себя одурачить сомнениям, струсил, и уже одиннадцать дней об этом жалел. Ничего, сегодня идеальный день – воскресенье, тренировка, а после можно будет позвать Куроо в кино. Тот, конечно, будет настаивать на самом дурацком фильме из всех, и на мороженом вместо попкорна, – кто вообще жрёт в кино мороженое, откуда эти люди берутся? – но они уж как-нибудь договорятся. Договариваются же каждый раз. Яку готов был поклясться, что уже который раз, когда они сидели рядом в освещённом вспышками кинозале, Куроо собирался его поцеловать. Он заметил, потому что и сам смотрел больше на соседа, чем в экран, думая о том же самом. И, если всё пойдёт хорошо, – а всё пойдёт хорошо, никаких упаднических настроений на этот раз! – то, может быть, сегодня они всё-таки… Ну, всё-таки да. Погрузившись в размышления, он и сам не заметил, как оказался у школьных ворот. Полностью одетый и с сумкой на плече. Заполошно оглядел себя: под курткой кофта, в кармане перчатки, джинсы те самые, что с вечера приготовил, на ногах кроссовки. Сумка, вроде, тоже в порядке. Годы попыток собраться в школу не просыпаясь не прошли даром. Под бодрый ритм хлопающей по бедру сумки и бряцающих на ней брелков он поспешил к раздевалке. В навечно пропахшем носками и салонпасом закутке было невыносимо тесно, даже не смотря на то, что часть его законных обитателей ещё не появилась. Просто Бокуто Котаро занимал больше места, чем половина Некомы вместе взятые. Сумка с чужой эмблемой и её содержимое развалились на полу рядом со шкафчиком Куроо, сам незваный гость и запутавшийся с ним в борцовской стойке Ямамото вывалились из раздевалки, как только Яку открыл дверь, а на приткнувшимся под окном обогревателе, рядом с вещами Торы, покоился одинокий кроссовок, принадлежавший, вероятно, тому же Бокуто. – Яккун! Утречко! – пропыхтел прижатый лопатками к дощатому настилу гость. – Ой, Яку! – подскочил Ямамото. – Доброе утро! Яку прошёл к своему шкафчику, но не успел он и выпутаться из куртки, как прямо перед лицом пролетел запущенный через всю раздевалку кроссовок. Под осуждающим взглядом устроитель этого кавардака, – и, нет, виноват в происходящем был всё-таки не Бокуто, – имел совесть смутиться и взъерошить без того лохматый затылок: – Я ночевал у него, а потом, когда с утра сказал, что иду на тренировку, он так загорелся. Ты знаешь, как. – Яку знал, видел в лагере не раз, но нытьё детсадовца-переростка надо было игнорировать, а не бросаться потакать. – Ну, Яккун, всем тяжело с экзаменами, тебе жалко что ли? Да он издевается? Их собственный двухметровый безмозглый нарушитель порядка ещё не появился, а раздевалка уже вверх дном. – И вообще, – гнул своё Куроо, – Инуоке будет полезно поработать над блоками лишний раз. С этим поспорить было уже сложнее. С усталым вздохом Яку повернулся спиной к хаосу и продолжил переодеваться. Тренировка прошла, как и ожидалось, не без травм. Шибаяма натужно пыхтел каждый раз, когда руки Яку проходились по чудом не вывихнутому плечу, втирая мазь. Всё обошлось ушибами, но тревожный запах камфоры и ментола и шуршание эластичного бинта создавали напряжённую атмосферу. – В следующий раз приводи Акааши, – пробубнил Кенма сквозь зажатые в зубах клипсы. Он прервался на то, чтобы вытащить ещё одну, закрепить бинт на ладони Такеторы, и принялся за другую руку. – Тренироваться с ним тоже полезно, а ещё он не пытается снести кому-нибудь голову мячом. Душная атмосфера безнадёжности и отчаяния в другом углу раздевалки уплотнилась, там даже стало как будто темнее. Яку почти мог видеть мультяшные щупальца чёрной энергии, шевелящиеся вокруг Бокуто. – Ну, ну, всё хорошо, – проворковал Куроо, зарывшись пальцами тому в волосы и массируя затылок. – Ты не специально, всё хорошо. Повисший на его плече Бокуто прогундосил что-то неразборчивое. – Никто на тебя на самом деле не злится, – заключил его друг и исподтишка показал Кенме средний палец. А потом продолжил успокаивающие мурлыкать в пережжёные пряди, собирая две сумки одновременно. Яку слышал каждый стук своего сердца, каждый толчок крови бился в барабанные перепонки. Каждую секунду он ждал, что Куроо вот-вот наклонится ещё сильнее и поцелует в нагеленную макушку. Или в плечо. Или ещё куда-нибудь. Где-то снизу заверещал Шибаяма, и Яку наконец вдохнул и разжал вцепившиеся в пострадавшее плечо пальцы. Трясущимися руками он запихнул в сумку вещи и, с извинениями в сторону Юки и Кенмы, выскочил из раздевалки. От собственных ладоней так шибало камфорой, что на глазах выступили слёзы. Кто так общается с друзьями? Кто вообще держит в друзьях людей с идеальной задницей, и прессом, и бицепсами, и плечами в два раза шире бёдер, и с таким ростом. На целых двадцать сантиметров выше.
***
Казалось бы, в чём отличие февраля от января, всего-то неделя разницы, но всё замерло на низком старте в ожидании весны. В школе учителя почти махнули рукой, мол, перед смертью не надышишься, мы сделали всё, что могли, и оставили без трёх недель выпускников барахтаться в завалах пробных тестов. Световой день понемногу удлинялся, к тому моменту, как Яку добирался домой, с большой долей вероятности, солнце ещё провисало в сетке антенн и проводов. И, не то чтобы стало теплее, но девчонки явно уже задумались о юбках покороче. Ну, или рыночное предложение помогало им задуматься, уже в третьем магазине шло переоформление витрины, ассистенты споро вертели манекены, в четыре руки натягивая короткие яркие тряпки. А Экода Роуд ещё только началась! Сегодня Куроо предложил проветриться после школы, и даже, на удивление, не стал зазывать на другой край Токио, а сразу согласился на торговую улочку всего в паре станций от школы, пешком дойти можно. Это настораживало, но Яку не стал выискивать подвох, в конце концов, это же идеальная возможность. Почему бы не сегодня? После того, как он потерял присутствие духа в прошлый раз, ещё несколько дней прошли в раздрае – Яку злился то на себя, то на идиота Куроо, то на его придурка-дружка. Потому что это было и правда глупо, он же абсолютно точно знает, что Бокуто натурален, как числа от одного до десяти, как молоко на Хоккайдо, да, как человек, уже два года состоящий в гетеросексуальных отношениях, в конце концов. Надо же было так психануть на пустом месте. К середине недели Яку всё-таки успокоился и начал составлять новый план действий, но, кажется, и напрягаться не придётся. Он, в общем, не много понимал в таких делах, но купленные Куроо фунтики из блинчиков с клубникой и шоколадом были хорошим предзнаменованием. Он как раз помогал Куроо, – тот ел свой блинчик слишком медленно, – когда под синей тканью пиджака заморгали, перемигиваясь, диоды. Три брелка, уже года два болтавшихся на телефоне Куроо, издали дребезжащий звук. – Извини, – пробормотал тот, пытаясь выудить телефон из кармана и не перемазать форму протёкшим на ребро ладони шоколадным сиропом. – На, можешь доесть, а то пальцы мне откусишь. Липкий от сиропа ароматный свёрток из пергаментной бумаги в красно-белую клетку перекочевал Яку в руки. Куроо поспешно вытер палец о чуть ли не последний чистый клочок и мазнул по экрану, принимая звонок. – Йо, Савамура! Соскучился, ммм? Отлично! Вообще отлично! Говно вопрос, Савамура, ты же знаешь. Вообще нет, предки уезжают на выходные, будем с тобой вдвоём. Ахаха. От приторно сладкого запаха привозной зимней клубники и шоколада замутило. Яку давясь запихнул остаток десерта в рот, только чтобы не держать, как дурак, в руках нарядную красно-белую обёртку. Блин успел остыть и размякнуть. Яку огляделся по сторонам в поисках урны. Практически в другом конце улицы маячила вывеска Лоусона, рядом с ним должны быть. Яку медленно побрёл в сторону комбини, ноги были смешно непослушные, будто пристёгнутые к телу. – Ахахаха, – донеслось в спину, – ну да, ну да. Готовь жопку, сладкий! И Яку побежал.
***
– Яккун! Вся школа пропахла шоколадом, даже здесь, на крыше, чувствовался сливочно-порошковый запах домашних конфет, отлитых из готовой смеси в коробках. На прошлой неделе такие стояли прямо на входе во всех магазинах, яркие, красные и розовые. Он даже повертел пару коробок в руках, прочитал инструкции, будто какая-то его часть всё ещё примеривалась. – Яккун, вот ты где! Савамура приехал и уехал. В понедельник Куроо притащил в школу целый рюкзак гостинцев из Карасуно. Яку досталась футболка с пословицей от Нишинои и пакетик сладостей от Суги. Вложенная открытка гласила: “От нервов. Я тебя понимаю.” Как выяснилось, всю ночь бывшие капитаны провели у Кенмы, насильно делясь с ним опытом как с молодым поколением и новым лидером одной из сторон битвы на мусорной свалке. И ухитрились достать его настолько, что он согласился играть с ними в марио-карт, лишь бы отстали, после чего уделал обоих, как безруких. Изливающееся из Куроо нытьё по этому поводу прерывалось только на то, чтобы порадоваться, что Савамура оказался втоптанным в грязь точно так же, хоть тот и грозился в этот раз надрать коту помоечному зад. “Ничего,” – злорадно разминал намозоленные джойстиком пальцы Куроо. – “Понёс свой ощипаный вороний хвост обратно, к Суге под крылышко.” – Я тебя обыскался, чего ты торчишь один на крыше? Чтобы обозревать с высоты всю территорию школы, пересчитывать затаившиеся по углам парочки с коробками конфет и шоколадными свёртками и думать, как он облажался. Под туфлями до неприличия большого размера хрустели гофрированные обёртки, сегодня ими была усыпана вся школа. – Просто. Чего тебе, Куроо? – Тебя в последнее время не поймать. Я с тобой всё хотел поговорить. Яку наконец повернулся. Он не стал запрокидывать голову и упрямо упёрся взглядом в узел форменного галстука, красного в белую полоску. Что-то было с ним не так. – Уже которую неделю, только соберусь с мыслями, тебя и след простыл. На обеде ешь где-то ещё, после школы даже на минуту не задерживаешься, с тренировки тогда вообще сбежал, только пятки сверкали. Куроо говорил, то слишком быстро, проглатывая слоги, то растягивая слова на световые годы. Раскиданные по настилу крыши бумажки шуршали не переставая, будто он всё мял их и мял. Яку провожал глазами дорожку пуговиц на отутюженной рубашке. Вверх, от металлической пряжки ремня, вдоль длинного туловища, до самого горла, где последняя спрятана под аккуратным красно-полосатым узлом. И вниз, вдоль неровно поднимающейся и опускающейся вместе с дыханием груди, ровно посреди распахнутых пол пиджака, почти скрывающих локти сведённых за спиной рук, до самого пояса. Что-то было не так. – В общем, наверное хорошо, что не получилось поговорить раньше, сейчас самое время. Сегодня. Да и место ты такое выбрал, как специально. Ну, то есть, ты не выбирал, ты же не знал, конечно. И снова вверх, не глядя в лицо, до горла, и вниз, до самого пояса. – Слушай, я давно хотел тебе сказать… Рубашку в брюки Куроо заправлял ровно трижды за всю старшую школу, на линейках, в год по разу. А галстук так ровно не завязывал вообще никогда. Стало трудно дышать, словно это ему сдавили горло непривычно застёгнутая самая верхняя пуговица на рубашке и затянутый поверх неё галстук. Этот придурок наконец вытащил руки из-за спины. Это же надо, иметь такие длинные руки, когда он их вытянул, то чуть не ткнул Яку в нос углом коробки. За спиной, а теперь перед самым лицом Яку он держал красную, перевязанную ленточкой коробку конфет. – Ты мне очень нравишься. Давай встречаться?
Обнаружила в этом широком мире такое понятие как веганская кожа. Это всё та же самая искусственная кожа, только сухарики не могут стоить восемь долларов, а крутоны - могут. Какие интересные повороты делает общественное сознание
Пытаюсь написать этот пост третийчетвёртый пятый день. За это время закончила игру, прошла "Эпизод Гладио", залезла в 15ю главу, добыла Гладио новые шмотки , напоролась на второй баг в игре, полетала на Регалии, а пост всё никак и никак.
Потратила несколько дней на разборки с длс и плейстейшн стором. Узнала много нового о региональной политике Сони. Битва за контент была долгой и запутанной, но мораль из неё короткая. Где родился, там и пригодился, или что-то вроде того.
Снова пошла на Левиафана и Алтиссию. На второй заход всё стало не так страшно, всё ещё плохо, серо и депрессивно, но я была уже готова. К тому же, четыре главы пролетели незаметно, как будто мы только вдохнули, а выдохнуть всё не успевали и не успевали. Уже никаких квестов, никаких охот, не побегаешь по побочным данженам - их нет. Да и вообще нигде не побегаешь, сзади кричат: "Эй, чуть помедленнее, кони!" Чуть помедленнее. Но чуть помедленнее не получается, и ты, по-хорошему, остаёшься один.
Коти мне зачитывали выдержки из блога Finalfantasywhatever, и там было про Игниса, мол, после первой конфронтации игра полностью игнорирует увечье Игниса, он дерётся наравне со всеми, сюжетная зацепка бездарно просрана. Вот к чему-то такому я и готовилась морально. Никак не к тому, что останусь, по сути, без пати. Покалечили сквари, вроде как, только одного, а выведены из строя оказались все. Промто и Гладиолус плетутся где-то позади, поддерживая новоиспечённого увечного под локоток, а Ноктис, под периодическое "Ваше Высочество, вы тут не в одно рыло путешествуете!" и "Нокт, куда ты опять несёшься вперёд паровоза!", ислледует локации. А на локациях мобло. И к тому моменту, как плетущийся далеко позади эскорт до него добегает, мобло, в общем, уже выпилено. Я не знаю, в одну ли и ту же игру мы играли с автором блога. Мой Игнис в 10-13 главах стоял на периферии боя (насколько это возможно), иногда атаковал, чаще нет, иногда, пытаясь передвигаться самостоятельно, падал. В пылу боя уследить сложно, но то, что его практически не приходилось подлечивать, нам мягко намекает, что он никуда и не совался. А вот Ардин, который выдал Гладиолусу приличный меч, а Игнису - кинжалы атк. +20, намекает толсто.
Ещё к концу игры додали крипоты. Во-первых, Равус. Бррр. А, во-вторых, подвешенные в тронном зале трупы. Эти я, правда, разглядела не очень, хоть и видела дважды. Регис, Луна, Кларус, Никс кто ещё? Да, дважды. На первый раз проиграла Ардину, молодец, талантливая девочка Причём, на второй фазе боя, где оба летают с армиджерами - на начало у меня в руках был Отцовский Меч, всё хп в него вытекло, а я и не заметила Но, по крайней мере, выяснила, что Ардину физически можно проиграть, ах, Боже мой, какое счастье. После уёжищного Левиафана я уже ждала второго Сида-из-Тайп-0. Тому проиграть нельзя совсем К концовке у меня два вопроса: - Пошто такие плоские радужные текстурки в посмертии? - К чему была эта свадьба? Зачем нам вообще свадьба на похоронах?
В принципе, вся эта Большая и Светлая любовь, выплывшая из ниоткуда уже после смерти Лунафреи выглядит как-то странно. Море ЛюбвиПри жизни она, значит, улыбалась и таинственно махала, брак был навязан империей, а брачующиеся не виделись двенадцать лет, разве что переписывались. Голубиной Собачьей почтой. О любви речь не шла. С той и с другой стороны в сумме у нас были уважение, почитание, привязанность, служение, предвкушение, интерес. "Я уезжаю из Тенебрэ", "Я за тебя молюсь". Окей, а потом, раз, и "Я не боюсь умирать, но так хочу, так хочу ещё раз услышать его голос. Держаться за руки, как в детстве." ... Откуда что взялось? Эти последние сцены знатно помяли сложившийся у меня образ Лунафреи Море Луныкак человека, познавшего трансцендентное. Полный дзен основанный на знании, что что бы ни происходило, живой ей из этого всё равно не выбраться, и её бытие имеет смысл только если она исполнит своё предназначение. - Мне нужно к королю. - Ты с ума сошла, лезть в самое пекло? - Мне. Нужно. К королю. Вообще, получался интересное сочетание Большой Шишки и Маленького Человека. Лунафрея одновременно и идол мирового мосштаба, и существо, которое осознаёт себя, как маленький штришок в очень большой картине.
Несмотря на неприятие 10-14 глав, мне ни разу не пришла в голову мысль сбежать обратно в Люцис. Дойти до спального вагона, вызвать Умбру и пойти поудить рыбку. Уж что скварям удалось, кмк, это создать атмосферу "начала конца". Когда всё вокруг рушится, тропа осыпается под ногами, и остаётся тролько скачками бежать вперёд, к концу тоннеля, к самой вершине, где ничего не станет лучше, но, по крайней мере, всё закончится. Отпускает только в 14й главе, уже в Инсомнии. Отпускает под ленивый трёп пати: "О, а помнишь, тут было заведение, где ты подрабатывал на каникулах" и "- А у нас есть ещё порох в пороховницах! - Ты так говоришь, будто мы уже стареть начали. - Да! Да мы ещё даже не в самом расцвете сил!". Под вывески "Банк Спиры", "Аптека Минву" и "Нанаки" (уж не помню, чем там Нанаки банчил ) И вот там я таки решилась сгонять в Люцис, потому что монстры в Инсомнии, собаки, злые и жирные. У меня с собой было штук 20-30 эликсиров и все они куда-то всосались, хотя за весь предыдущий геймплей я использовала ровно один эликсир, и тот потому что мимо хай-поушена промахнулась. А дальше началась феерия. Просто подумайте над этим. Король Ноктис Люсис Челам, весь такой статный, благородный, в парадном одеянии. И его свита, тоже в красивых мундирах. Спят в метро. Потом они вызывают собаку. Подкуривают косячок, судя по всему. Внимательно, внимательно всматриваются в умные собачьи глаза, впадают в состояние изменённого сознания и оказываются за десять лет и пару тысяч километров отсюда.
На кулинарной волне, в связи с новоприобретённой мультиваркой и моей обычной проблемой с отмериванием продуктов. Боюсь, в ближайшее врремя мне потребуется много идей, куда девать остатки риса Да и вообще, остатки много чего - недопитое пиво, недобитый комар недоеденный йогурт, закисший творог, огрызки папайи и яблока.
* рис * творог * яйцо * изюм или другие ягоды\фрукты. Банан не подходит. * сахар (в зависимости от количества и сладости фруктов может вообще не понадобиться) * сода или разрыхлитель * йогурт (по желанию и наличию, можно и без него, но тогда творога бы побольше или, может быть, яйцо смешать с молоком?)
Где-то у меня есть фотография, на которой запечетлено, как я пытаюсь есть овощной супчик в индийской едальне. Красная перекошенная рожа, один глаз зажмурен, другой на выкате, оба слезятся. Знаете, что в индийских едальнях неострое? Ничего. И хлеб тоже островатый. И лимонад со специями.
Аутентичность хорошо, а здоровая слизистая лучше, поэтому
1. Лук нарубить очень мелко, лучше блендером, пассировать в растительном масле. + специи, дать прогреться. + мука, обвалять и дать прогреться. 2. + кокосовое молоко (воду) понемногу, хорошо размешивать с мукой после каждого подливания. Лить до жидковатого состояния. 3. + йогурт, + томатная паста, + сахар. Держать на плите до загустения.
На этом месте можно ввалить курицу крупными кусками или иное мясо очень мелкими кусками и так и тушить. Можно переложить в банку и поливать еду по необходимости.
Уж не знаю, чем питаются на Филиппинах, по-ходу яйцами. По крайней мере в филиппинских харчевнях в восьми кастрюлях из десяти будет что-то с яйцами. Яйца в кляре. Яйца во фритюре. Котлеты, обёрнутые в глазунью. Яйца, вылитые в лунки в фарше и спарившиеся уже там. Овощи в яичной заливке. Жареный рис с яйцами. Если вам кажется, что в этом тексте слишком часто встречается слово "яйца", значит вы ещё не видели меню какого-нибудь "Манила Палас".
А ещё у филиппинцев потрясающая выпечка. Посыпанные сахаром плюшки, корзиночки с молодым кокосом (в яичной заливке, что поделать), плетёнки с шоколадной пастой или убе (это эээ... Вроде как сладкий картофель ядрёно-фиолетового цвета. С ним есть и мороженое, и напитки, и десерты. С налёту можно легко принять за чернику, и на вкус тоже), испанские булочки с миндальной пастой, шарики орехового безе, сосиски в тесте и сырные булочки. И всё такое дрожжевое. Пышное, белое. Разломлю булку, и сижу, уткнувшись в неё носом, пахнет прямо как в хлебном ларьке, куда на переменах бегали. Как от бабушкиных булочек из теста, которое три раза пыталось вылезти из двадцатилитрового эмалированого бака, за что и было бито. Так пахнет тесто брусничного пирога, размокшее под слоем ягод и сметаны. Домом пахнет. В широком смысле слова. Родиной, блин.
Я знаю, что я сожру первое, когда приеду домой и отосплюсь. Кусок "Праги". Оливье по всему миру навалом. Борщ тоже в любой столице мира найти не проблема. Да и сама сварить могу. Как и практически любое другое блюдо. Чего в южных странах, куда меня жизнь занесла, нет, так это тортов с кремами на масляной основе. С пропиткой, с ганашем. Да вообще, с чем-то кроме стабилизированного заварного крема, взбитых сливок или мусса на творожной массе (ну, это уже весь торт) . Не поймите меня превратно, фатаер с сыром и мёдом - отличная штука. И печеньки с финиковой пастой. И умм али. И коктейли с пюре из гуавы, клубники, авокадо и манго. И даже фалуда, бог с ней, с вермишелью в мороженом. Но "Праги" всё равно хочется.
"Сделайте концовку как можно более rewarding. Враги побеждены, друзья спасены и всем нападал легендарный лут с последнего босса." Биовари
У нас есть две концовки. Та, где все умерли, и плохая. Сквари в Тайп-0
Стоило десять лет не спойлерить себе фф15 (ну, тогда ещё версус-13), чтобы обмазаться спойлерами прямо в процессе прохождения. Мне, конечно, знатно помогли *очень осуждающе смотрит на Котей*, но и сама тоже молодец. Началось всё, конечно, с фичочков. Там одни саммари прочитаешь, уже "а убийца маджитек - дворецкий", но неладное я заподозрила с невыносимо мимимшного флаффа на 43к слов. После которых автор подписала: "Простите, это я себе устроила реабилитацию после концовки игры". "Да что ж там такого страшного?" - задалась вопросом Тера. "А там как в Тайп-0," - радостно сообщили в ответ. И с этого момента 15шка превратилась в Токио Вавилон. Ну, или ещё какое кламповское аниме, где Всё Хорошо, но смотришь на это самое всё, и слёзы наворачиваются. И каждый момент становится более ценным. И фоток сохраняешь в три раза больше. Потому что точно знаешь, хорошо - не будет. А ещё, береги глаза смолоду. В общем, я проспойлерилась, что в конце всё плохо. Но когда наше "хорошо" свернёт в "плохо" - не знала. И, тем не менее, шестое чувство подсказывало: не садись на пенёк, не ешь пирожок не езди в Алтиссию. Не уезжай с континента. Собери лягушек, найди лампочки в фары, кошечку покорми, рыбку поуди. Не уезжай. Оставайся, мальчик, с нами, будешь нашим королём. И, тем не менее, я соблазнилась на то, что где-то по сюжету должны дать новые шмотки. Когда игра предупредила "Вы больше не сможете вернуться в город", я как-то не ожидала, что настолько. Что там и возвращаться-то некуда. Что мы нежданно окажемся за полсвета. В унылом поезде. В депрессии. В полной жопе. Через 20 минут после того, как мне передали управление в 10й главе, я психанула, отправила Коте пять сообщений составляющих одно слово "блядь", и, даже не сохранившись, загрузила начало 9й главы. А там полдень где-то среди алтисских лестниц. Мне тут цитировали краткий пересказ сюжета фф15. Где с 1 по 8 главы не происходит практически ничего. А перед 9й написано: "А потом начался пиздец". Знаете, я как-то не ожидала, что "пиздец" - это столь ёмкое и многогранное понятие. о пиздецах в асс.Во-первых, пиздец с игровым процессом. Господи, да сделали бы уже всё кат-сценой и не позорились. С момента, когда мы жамкаем на крестик у ворот особняка, действия игрока не влияют уже ни на что. Важные переговоры? Три шага влево перед речью Луны? Жалкие три кучки маджитеков в узком коридоре? Что участвовала во всём этом, что не участвовала. И Левиафан. Господи, пиздееееец. Он мог бы сразу стать лауреатом моей личной премии на самого уебанского финального босса, заминка только в том, что это не финальный босс и даже тут ты лоханулся. Я уж думала, бессмысленнее Сида в Тайп-0 быть не может. "Может!" - радостно ухнули Сквари. Почему вообще это битва? Почему это не кат-сцена? Кому? Зачем? Во-вторых, пиздец сценарный. Пятнашка прервала собственную традицию показывать всё глазами Ноктиса. Хрупкий и радужный, как какающий бабочками единорог, пузырь менее-более целостного восприятия происходящего сломался. Отдельные вопросы - как Ардин тихой сапой высадился на пятачке, где засела Луна, и почему мы едем на поезде, если у нас есть тачка? А если у нас нету тачки, то куда мы её девали? Пиздец третий, говорящий гладиолус. Вот эта его истерика в поезде. У кого есть право сесть в тёмный угол и окуклиться на время - так это у Ноктиса. И это его кольцо, его наследие и его бремя. Никто не знает, что делать с кольцом, лучше самого Ноктиса. А ты сядь и молчи, цветочек аленькый. Ну, и пиздец четвёртый - смена полюсов. То, как резко настало то самое "плохо", которого, я боялась. Вроде и ждала, и всё равно не ожидала. Вот Ноктис выдвинулся в начале игры из столицы. Погода хорошая, жениться не торопимся, друзья рядом. Бегаем, скачем. Потом в одну ночь всё стало в тысячу раз хуже. Без полумер - враги сожгли родную хату, сгубили всю его семью. Но на фоне сочной зелени, морских пейзажей и смешливых диалогов драма как-то теряется. Затягивается стежками квестов, подёргивается забавными фоточками, утаптывается в дускайскую траву лапами верных чокобо. У нас есть цель, надёжные друзья и крутая тачка. И вот мы приплываем на личной королевской яхте в Алтиссию. Прекрасную Алтиссию. Эпикурейский лабиринт. Вина, летящие платья, набивной вельвет обшивок, мраморные лесенки и арена. А потом всё. Пиздец. Цель с грохотом провалена. Друзья повержены - кто физически, кто морально. За окном унылые степи вражеской земли. Лучи солнца едва пробиваются сквозь пыльные окна поезда. Да ну вас нахуй. Откат. Где моя рыба?